Мне странно думать о новом образе Сергея Н., о том, как бесповоротно переместилось мое интеллектуально-сладостное ему подчинение, мой с ним воображенный сопернически-дружеский союз. Ведь когда-то он был для меня тайным и недосягаемым руководителем в умении добиваться чего угодно – и с вами, и в искусстве, и в житейских делах. Сейчас им утеряно всякое надо мной преимущество (кроме разве одного преимущества-денежного): он несомненно «продался» – пускай отчасти и ради вас – и поневоле стал для меня как-то меньше (пишу откровенно, с простой и безжалостной прямотою, и не буду ничего ни приукрашивать, ни оправдывать из-за рыцарских чувств к сопернику или врагу), а главная, для меня решающая в нем перемена – что это я с вами, что я читаю его безнадежно-грустные признания, что он уже давно не старается и не подтягивается, что он именно с вами неудачлив, жалок и слаб. Вероятно, в каждом из нас, если нам повезет, есть какая-то самоуверенность, победительность, «хамство», какое-то пренебрежение к невезучим и побежденным, и, быть может, забывчивое мое равнодушие к Сергею Н., постепенно во мне утвердившееся, объясняется не только его отсутствием, но и давним его у вас неуспехом. Всё ж таки, будь он вам ближе меня, я бы совсем по-иному о нем помнил, и совсем бы иной мне тогда казалась его также и внелюбовная, внесоперническая значительность.