Томъ седьмой. Духоборы въ Канаде. — Белая Арапія. — Искатели

— Чудное дѣло я вамъ скажу, братцы, — заговорилъ Митя снова, — всѣ мои думы отъ жены пошли. Славная у меня жена, пѣвунья, хохотунья. Обое мы молоденькіе, а когда оженили насъ, мы совсѣмъ были ребятишки: мнѣ было шестнадцать, а ей пятнадцать лѣтъ. Такъ что мы даже играли по-ребячьи. Первая дѣвочка у насъ только черезъ три года нашлась. Потомъ мы выросли, стали жить. Когда здѣсь стали люди отыскивать слободу, изъ нашего села, изъ Надежды, почитай-что никто не сдался на это; Павлуша Планидинъ всѣхъ разговорилъ, собственная жена у него хотѣла идти, тоже не пустилъ. И я тоже не сдавался, чтобы скотъ отпускать, да жена моя меня сговорила: «Грѣхъ, — говорить, — на насъ и на нашихъ дѣтяхъ; откачнемся грѣха!» Съ тѣмъ мы сходили въ Іорктонъ и назадъ пришли. Сталъ я думать, какъ же это ничего наше не сошлось… А жена говорить: «Все это глупство, взяли, говоритъ, мы свой душевный компасъ и повернули его на кривой бокъ. Теперь надо работать покрѣпче»… А я не могу отстать и все думаю о слободѣ. Что со мной сталось, самъ не знаю. Даже ѣсть и пить пересталъ, все хожу по комнатѣ и думаю. Ногти и волосы отростилъ, — думаю, все живое, натуральное. Грѣхъ стричь… Жена зоветъ меня работать, а я думаю: нельзя мнѣ работать, я долженъ идти проповѣдывать. Сколько она плакала, просила, даже на колѣни становилась, а я все думаю одно: нельзя мнѣ сдаться. Она плачетъ, и я плачу съ ней. «У тебя, — говоритъ, — есть жена и сынъ». А я ей говорю: «Всѣ жены и всѣ дѣти». А какъ стали мы уходить, сколько плачу было! Вышли онѣ съ нами за село. Она меня ухватила и говоритъ: «Я тебя не пустю». А я ее обнялъ и поцѣловалъ. А потомъ все-таки говорю: «Мнѣ нужно идти». А она говоритъ: «Ты бросилъ меня съ дѣтьми». А я говорю: «Я васъ никогда не бросю. А когда увезутъ насъ въ теплую землю, я тебѣ напишу оттуда, и ты могешь пріѣхать съ дѣтьми»…

Митя откровенно всхлипнулъ. Онъ, видимо, снова переживалъ эти тяжелыя минуты. Христина съ шумомъ высморкалась, вытерла себѣ носъ, но не сказала ничего. Разсказъ бывшаго «искателя» затронулъ самыя нѣжныя струны ея голоднаго вдовьяго сердца, и у нея больше не хватило словъ для полемики.

V. Іорктонъ

Мы пріѣхали въ Іоркгонъ поздно вечеромъ. На дворѣ накрапывалъ дождикъ. Митя Зыбинъ вмѣстѣ съ Христиной и моею женой ушли въ одну изъ духоборскихъ хатъ и усѣлись пить чай. Я разыскалъ англичанина, къ которому имѣлъ письмо, и вмѣстѣ съ нимъ отправился отыскивать себѣ пристанище на ночь. Къ моему великому изумленію, нигдѣ не было свободнаго мѣста. Конечно, это былъ маленькій, совсѣмъ новый городокъ. Первые дома его были построены четырнадцать лѣтъ тому назадъ, и даже въ 1900 г. въ немъ было только 200 жителей. Ростъ его начался вмѣстѣ съ переселеніемъ духоборовъ. Теперь въ немъ было больше 1,000 жителей, четыре хлѣбныхъ элеватора, три банка, больше десятка лавокъ. Въ минувшемъ году его хлѣбный отпускъ равнялся 800,000 бушелей, а въ текущемъ долженъ былъ достигнуть 1¹/₂ милліоновъ. Въ городѣ было три гостиницы, пять-шесть харчевенъ, около десятка частныхъ квартиръ для проѣзжающихъ. Теперь все это было набито постояльцами, даже всѣ чуланы и проходные коридоры были заняты. Въ гостиницахъ люди спали на билліардныхъ столахъ.

— Что у васъ за наплывъ? — спросилъ я англичанина. — Не нашли ли у васъ золота на степи?

— Это — охотники за землей, — отвѣтилъ мой спутникъ. — Пшеница не хуже золота, если участки раздаютъ на даровщину.

Все это были авантюристы съ различныхъ концовъ англо-саксонскаго міра, съ сѣвера Соединенныхъ Штатовъ, съ востока Канады, изъ Англіи и даже изъ Австраліи. Они носили пиджаки и бѣлые воротнички и тратили ежедневно 2–3 доллара. Это были не столько колонисты, сколько спекуляторы на землю. Цѣны на землю росли не по днямъ, а по часамъ, и они хотѣли записать за собою участокъ, пока фондъ для раздачи еще не былъ исчерпанъ. Иные соглашались принимать надѣлъ въ безлюдной степи, за 100 миль отъ города. Другіе перекупали у фермеровъ уже разработанные участки, разсчитывая черезъ нѣсколько лѣтъ перепродать ихъ съ огромною выгодой. Рядовые переселенцы, конечно, не могли останавливаться въ гостиницахъ. Они ютились у земляковъ: славяне — у славянъ, нѣмцы — у нѣмцевъ, исландцы — у исландцевъ. Нѣкоторые жили просто въ палаткахъ, раскинутыхъ на площади.

Спутникъ мой былъ земельный чиновникъ, уроженецъ Восточной Канады, но пламенный патріотъ Западной Преріи. Несмотря на дождикъ, поливавшій насъ сверху, ему, видимо, нравилось это многолюдство и самая неудача нашихъ поисковъ.

— Пусть ѣдутъ, пусть! — повторялъ онъ. — Это страна не хуже «Штатовъ»; степь тянется до Клондайка, и на ней есть мѣсто милліоновъ на тридцать.

Мы проходили мимо табора русинскихъ фермеровъ. Они расположились на одномъ изъ городскихъ пустырей, сдвинули вмѣстѣ свои возы и усѣлись у огонька, растянувъ противъ дождика сѣрый полотняный навѣсъ. Надъ огонькомъ висѣлъ котелъ, въ которомъ варилась каша. Можно было подумать, что это — привалъ чумаковъ въ степи, а не ночлегъ американскихъ фермеровъ въ бойко растущемъ городкѣ на станціи желѣзной дороги.