Но канадскій патріотъ одобрительно кивнулъ головой.
— И эти пусть ѣдутъ, — сказалъ онъ. — Намъ нужны массы, количества. Когда янки создавали свою націю, они распахнули ворота для всякихъ племенъ. — Онъ развелъ руками, какъ будто широко открывая невидимыя ворота. — Мы сдѣлали то же, и въ 20 лѣтъ мы создадимъ великій народъ…
Канадское правительство, какъ я уже говорилъ, дѣйствительно очень предупредительно къ переселенцамъ, облегчаетъ проѣздъ, даже платитъ имъ премію въ 5 долларовъ съ души мужского пола. Многіе изъ эмигрантовъ, направляющихся въ Соединенные Штаты, все-таки выбираютъ путь на Квебекъ, потому что тамъ высадка на берегъ не сопровождается столь унизительною и стѣснительною процедурой, какъ въ Нью-Іоркѣ или Филадельфіи.
Мнѣ крѣпко не хотѣлось злоупотреблять гостепріимствомъ духоборовъ, тѣмъ болѣе, что о вознагражденіи, конечно, не могло быть рѣчи; но послѣ того, какъ мы обошли весь городъ, мнѣ ничего не оставалось болѣе, какъ послѣдовать примѣру моихъ спутниковъ по желѣзной дорогѣ. Духоборская община имѣла въ городѣ цѣлый поселокъ, застроенный теплыми бараками, равно пригодными для лошадей и для ямщиковъ. Здѣсь останавливались возчики, пріѣзжавшіе изъ селеній за продуктами и кладью съ желѣзной дороги. Кромѣ того, въ городѣ постоянно жили три семьи, отказавшіяся отъ земледѣлія и почти не принадлежавшія къ общинѣ. Одна изъ нихъ, впрочемъ, принадлежала Алдошѣ Попову, человѣку очень уважаемому среди духоборовъ и англичанъ. Вмѣстѣ съ нимъ жилъ Ваня Подовинниковъ, повѣренный общины по пріему и отпуску клади и по разнымъ городскимъ дѣламъ.
Мы пріютились у Алдоши и вообще съ тѣхъ поръ жили все время съ духоборами. Это наполовину невольное рѣшеніе имѣло прекрасные результаты. Правда, мы спали на старыхъ сѣнникахъ, брошенныхъ на полъ, питались квасомъ и овощами, выдернутыми прямо изъ гряды, зато наше сближеніе съ духоборами произошло немедленно, почти непроизвольно. Въ домѣ Алдоши была постоянная толчея. Родственники и пріятели и вообще всѣ пожилые и болѣе уважаемые сельчане заѣзжали къ Алдошѣ, какъ на въѣзжую квартиру, проводили ночь и на утро, справившись съ дѣлами, уѣзжали во-свояси, уступая мѣсто другимъ. Я составлялъ для всѣхъ этихъ людей предметъ особаго любопытства, но вмѣсто личныхъ разспросовъ они съ перваго слова спрашивали: «А какая ваша вѣра?» и старались выяснить мой взглядъ на самые разнообразные вопросы философіи и этики. Я, разумѣется, платилъ тѣмъ же, и мы просиживали въ разговорахъ далеко за полночь, не обращая вниманія на то, что по крайней мѣрѣ одной изъ спорящихъ сторонъ придется встать до зари, чтобы пуститься въ путь.
Нѣсколько человѣкъ работали въ городѣ, копали колодцы, выдѣлывали кирпичъ, строили дома. Окончивъ девятичасовой рабочій день, они приходили къ намъ и чуть не съ порога принимались за споръ. Пренія иногда затягивались до двухъ часовъ ночи, пока обѣ стороны совсѣмъ «остеклѣютъ» отъ утомленія и кто-нибудь замретъ на полусловѣ, побѣжденный сномъ. Съ самаго начала собесѣдники мои оказались искушенными діалектиками, и часто мнѣ нужна была вся моя осмотрительность, чтобы отстаивать свои позиціи отъ разностороннихъ нападеній. Конечно, мы говорили не однимъ и тѣмъ же языкомъ и употребляли различные термины.
За этими полуграмотными мужиками чувствовалась привычка къ самостоятельному мышленію и прочный навыкъ къ изложенію своихъ взглядовъ. Они пріобрѣли ихъ въ обстоятельныхъ бесѣдахъ, которыя изъ года въ годъ ведутся въ каждомъ селѣ, чуть не въ каждомъ домѣ, преимущественно по зимамъ, когда досуга больше. Я замѣтилъ, однако, что, благодаря значительному сходству своихъ взглядовъ, духоборческіе спорщики нѣсколько пріѣлись другъ другу и что участіе свѣжаго человѣка было для нихъ пріятною новинкой.
Ваня и Алдоша были какъ Марѳа и Марія духоборства. Ваня былъ человѣкъ хорошо грамотный. Въ прошломъ онъ долго состоялъ волостнымъ писаремъ и теперь попалъ въ городскіе уполномоченные именно изъ-за своей привычки справляться съ сложными расчетами. Ваня былъ весельчакъ и балагуръ, но то же не безъ наклонности къ философскимъ спорамъ. По вечерамъ, когда мы вели цѣлымъ кругомъ безконечныя пренія, онъ обыкновенно сидѣлъ у стола надъ своей записной книжкой и подводилъ итоги. Однако время отъ времени онъ поднималъ голову и вставлялъ короткое замѣчаніе, освѣщавшее вопросъ съ неожиданной стороны. Какъ-то, помню, разговоръ коснулся медицины. Я сталъ отстаивать культурную необходимость врачебной помощи для широкихъ слоевъ населенія. Алдоша приводилъ разнообразные случаи изъ практики, какъ будто выхваченные изъ извѣстной книги Вересаева, и доказывалъ, что докторъ не можетъ ничего. Въ заключеніе, опираясь на духоборскую доктрину о всемогуществѣ человѣческаго духа, Алдоша категорически заявилъ, что если человѣкъ захворалъ, то ему не трудно вылѣчиться, — стоитъ только хорошенько захотѣть…
— А позвольте спросить васъ, — вдругъ сказалъ Ваня, — для чего человѣку хворать?
Даже Алдоша со своей категорической доктриной затруднился отвѣтомъ.