Но жизнь Алдоша велъ подвижническую и четыре года не употреблялъ молока и яицъ, а питался хлѣбомъ и картошкой. У него была молодая жена и двухлѣтній сынишка. Но въ послѣдніе два года онъ уклонялся отъ супружеской жизни, къ великому отчаянію Дуни, которая любила его безъ памяти и все опасалась, что въ концѣ концовъ онъ уйдетъ странствовать. Въ практической жизни Алдоша былъ мастеръ на всѣ руки. Онъ былъ слесарь и плотникъ, умѣлъ выкопать и укрѣпить колодецъ, даже выжечь кладку кирпичей и сложить изъ нихъ печь по любому чертежу. Теперь, впрочемъ, онъ не хотѣлъ проявлять своей разнообразной умѣлости. Въ то время какъ вся община, наконецъ, осѣла на землю и быстро проростала корнями въ дѣвственный черноземъ преріи, онъ стоялъ въ сторонѣ со сложенными руками и настойчиво спрашивалъ свое безпокойное: «Зачѣмъ?»… Онъ даже остался въ городѣ и не ушелъ въ село именно для того, чтобы удержаться внѣ обшей творческой работы. Дуня, напротивъ, мечтала о земледѣльческой жизни и даже въ городѣ старалась устроится по-деревенски. Вокругъ своей избы она вскопала и развела обширный огородъ, овощами съ котораго питались обѣ семьи и ихъ многочисленные гости. Весь день она молча и быстро ходила вокругъ своей усадьбы, исполняя различныя домашнія работы. На лицѣ ея лежало постоянное облако. Въ ней говорило обычное женское стремленіе жить, какъ всѣ люди, между тѣмъ какъ Алдоша ни за что не хотѣлъ подчиняться общему укладу.
Алдоша былъ не только практикомъ, но и тонкимъ теоретикомъ вегетаріанства. Я попробовалъ вступить съ нимъ въ споръ, но потерпѣлъ пораженіе.
Моя точка зрѣнія была такова, что вегетаріанскій законъ слишкомъ тяжелъ для человѣчества.
— Довольно бы человѣку соблюдать справедливость хотя бы по отношенію къ людямъ, — говорилъ я.
Я разсказалъ Алдошѣ объ обществахъ покровительства животныхъ, существующихъ по цивилизованному міру, и, между прочимъ, объ эксцессахъ похода противъ вивисекціи, организованнаго пасторами и старыми дѣвами. Мой выводъ былъ таковъ, что современное цивилизованное вегетаріанство и покровительство животныхъ представляютъ въ значительной степени безсознательную попытку уклоненія отъ общественныхъ задачъ, ибо миловать животныхъ, конечно, гораздо проще и легче, чѣмъ отдавать должное людямъ. Припомнился мнѣ кстати знакомый капитанъ, который дѣйствительно питался баклажанами и сырой крупой, но, помимо того, поѣдомъ ѣлъ свою жену и цѣлую роту. Но Алдоша не хотѣлъ сдаваться ни на какіе аргументы.
— Въ городѣ у васъ все въ затменіи, — сказалъ онъ. — Купилъ себѣ фунтикъ мяса у мясника, — и заботы нѣтъ, а въ деревнѣ проще. Если ты хочешь ѣсть мясо, вонъ курица ходитъ. На-ка тебѣ ножикъ, зарѣжь, да и ѣшь. Небось, не зарѣжешь!
Я долженъ былъ признать справедливость Алдошиныхъ словъ.
— Самъ рѣзать не хочешь, — съ упрекомъ сказалъ Алдоша, — зачѣмъ на другихъ сваливаешь? Это ужъ и для людей не по правдѣ.. Мы кого бережемъ, — доказывалъ Алдоша. — Не скотину, а самихъ себя. Скотинѣ чего, — она нѣшто понимаетъ? Кокъ ее въ голову топоромъ, — она упала и издохла, а ты живой, и на твоей душѣ кровяное пятно… Къ примѣру, какъ въ древнія времена были владѣтели и рабы. Жестокій господинъ увѣчилъ не столь раба, сколь собственную душу… По нашему разуму, — доказывалъ Алдоша, — въ деревенской жизни отъ скотобойства вырастаетъ разбойство, отъ обиды скоту — обида людямъ. Сегодня ты лошадь ударилъ, завтра — жену, сына. Или сперва зарѣзалъ теленка, потомъ овцу, корову… Привыкъ ножомъ распоряжаться, глядишь — взялъ да и въ человѣка всадилъ. По-нашему, — заключилъ Алдоша, — отъ войны и отъ скотобоя вырастаетъ все зло на землѣ, отъ войны, такъ сказать, оптомъ, а отъ скотобойни по розницѣ.
Въ этомъ отношеніи Духоборіи въ значительной степени осуществила идеалы Алдоши. Вегетаріанство царствуетъ тамъ во всей силѣ и строгости, и среди молодого поколѣнія уже стало возникать полуинстинктивное отвращеніе къ животной пищѣ, напоминающее развѣ Индію. Вегетаріанская идея среди духоборовъ до такой степени интенсивна и, такъ сказать, агрессивна, что послѣ мѣсячнаго общенія мы тоже заразились ею, и потомъ намъ стоило нѣкоторой борьбы перейти на обыкновенный мясной режимъ цивилизованной кухни. Такъ же заботливо относятся духоборы къ охраненію полевыхъ животныхъ на своей территоріи. Они выставили на своихъ границахъ дощечки съ надписями, запрещающими всякую охоту, рискуя поссориться съ индѣйцами, которые кочуютъ за Громовой Горой и искони привыкли охотиться въ лѣсахъ Сѣвернаго участка. Зато отношенія между человѣкомъ и животными въ границахъ Духоборіи представляютъ сплошную идиллію и прямо напоминаютъ золотой вѣкъ. Потомъ, когда мы странствовали пѣшкомъ между духоборскими селеніями, маленькіе олени-прыгуны выходили намъ навстрѣчу и останавливались на дорогѣ, и — молодые скворцы чуть не садились на плечи въ ожиданіи подачки. Даже полевые воры и хищники не исключены изъ общаго иммунитета. Степныя куры гуляютъ прямо по улицамъ и во время молотьбы заходятъ на гумно за своею долей зерна.