Томъ седьмой. Духоборы въ Канаде. — Белая Арапія. — Искатели

— Ты думаешь, землѣ легко? — говорилъ онъ мнѣ. — Ты думаешь, ей не больно? Травку возьми, — она тоже растетъ, тянется къ солнцу. Не для тебя вѣдь, а сама для себя… А мы все норовимъ оторвать или отрѣзать… Раскапываемъ землю желѣзомъ и называемъ это работой, — прибавилъ онъ съ оттѣнкомъ горечи въ голосѣ.

— Если не работать, ѣсть нечего будетъ! — отозвался Ваня изъ-за своихъ счетовъ.

— Не бойся! — сказалъ Алдоша убѣжденно и довольно презрительно. — Шесть тысячей лѣтъ люди всегда работали. Много есть надѣланнаго, наработаннаго на землѣ… Тѣлесную работу дѣлаютъ, — закончилъ онъ, — а о духовной работѣ ни у кого помышленія нѣтъ.

— Духовной работой жить нельзя, — возразилъ я, отчасти продолжая мысль Вани.

— Ого! — повторилъ Алдоша. — Много на землѣ всего готоваго. Если по-братски пользоваться, сколько годовъ прожить можно!

По отношенію къ земледѣльческой работѣ, какъ и во многихъ другихъ случаяхъ, Алдоша пользовался аргументами «голыхъ».

— А потомъ какъ, — сказалъ я, — если ты не велишь копать землю.

— Пойдемъ на дворъ, — сказалъ вдругъ Алдоша, — я покажу тебѣ.

Мы вышли на крыльцо и сошли на обширный дворъ, принадлежавшій къ усадьбѣ Алдоши. Задняя половина двора была занята огородомъ.

— Это бабы раскопали, — сказалъ Алдоша, — по своему бабьему разуму.

Небо было облачно и лунно, и при невѣрномъ ночномъ полусвѣтѣ даже капустные вилки, длинными рядами лежавшіе на черныхъ грядахъ, отливали плотнымъ серебрянымъ блескомъ и, вопреки неодобренію Алдоши, казались красивою и необходимою частью всей картины.

Передъ огородомъ были слѣды работы, сдѣланной самимъ Алдошей. Онъ пытался развести фруктовый садъ, насколько это было возможно въ суровомъ климатѣ сѣверо-западной Канады. Здѣсь было нѣсколько кустовъ крыжовника, жимолости и малины и одно тощее дерево дикой вишни, выкопанное въ лѣсу и пересаженное на болѣе культурную почву, въ надеждѣ, что она дастъ облагороженные плоды.

— Посмотри на это дерево, — сказалъ Алдоша, указывая на свою вишню. — Каждый годъ оно приноситъ плоды. Плоды сами падаютъ. Если собирать ихъ да очищать, только мѣсто красивѣе станетъ. Это — настоящее питаніе.

Я не могъ удержаться отъ улыбки. Въ маленькихъ костистыхъ плодахъ дикой вишни поистинѣ было немного «настоящаго питанія».

Несмотря на ночной полусвѣтъ, Алдоша уловилъ мою улыбку.

— Чего ты смѣешься? — сказалъ онъ со своимъ обычнымъ упрекомъ. — Я правду говорю. Вотъ я на Кавказѣ въ татарахъ жилъ. Они какъ пропитываются? Каждая семья имѣетъ садъ, отъ предковъ разведенный; земли клокъ, повернуться негдѣ. А смотри, какъ живутъ! Яблоки, дули, сливы, возами возятъ…

— Возятъ на базаръ, — докончилъ я, — и покупаютъ хлѣбъ…

— Возятъ на базаръ, — возразилъ Алдоша, — и продаютъ людямъ…

Онъ явно противопоставилъ свое продаютъ моему покупаютъ.

— А гляди-ка, гдѣ аулъ опустѣлъ да русскіе мужики пришли, чего дѣлаютъ! Сейчасъ давай груши да яблони рубить и съ корнями выдирать на топку. Разорятъ садъ, потомъ поневолѣ пахать надо.

— На этой землѣ немного разведешь садовъ, — возразилъ я.

Слова Алдоши представляли своеобразное соединеніе богословской теоріи и житейской земледѣльческой практики. Но Алдоша не хотѣлъ сдаваться на возраженія.

— А зачѣмъ жить на такой землѣ? — отвѣчалъ онъ вопросомъ на вопросъ. — Есть еще на свѣтѣ хорошія теплыя земли, всѣ пустыя стоятъ. А мы залѣзли въ этотъ снѣгъ.

— Зачѣмъ же вы сидите здѣсь? — не удержался я.

— А я, можетъ, еще поѣду, — возразилъ Алдоша.

Онъ посмотрѣлъ впередъ черезъ проволочный плетень своей усадьбы, и на лицѣ его отразилось нетерпѣливое и неясное стремленіе.

Мы вернулись въ избу.

— Даже въ писаніи сказано, — сказалъ Алдоша: — «Богъ сотворилъ міръ себѣ въ услажденіе, а человѣку на пользу». Сотворилъ, значитъ, Эдемъ, по-нашему садъ, а человѣка поселилъ въ саду и велѣлъ ему питаться фруктами, а жить ему велѣлъ по-хорошему, на всемъ готовомъ, по-райски…

— Богъ-то Богъ, да самъ не будь плохъ, — вставилъ Ваня насмѣшливымъ тономъ.

— Ну и копайтесь весь свой вѣкъ въ землѣ! — возразилъ Алдоша съ сердцемъ. — Духоборы тоже!..

— Конечно, мы духоборы! — степенно возразилъ Ваня. — А ты кто?

— А для меня это самое противное слово! — возразилъ Алдоша, къ нѣкоторому моему удивленію. — Не хочу я знать этихъ вашихъ перегородокъ! Одинъ говоритъ: я духоборъ; другой говоритъ: я англикъ; третій говоритъ: я, напримѣръ, жидъ. Къ чему это? Этого ничего нѣту. Есть люди, и я тоже человѣкъ…

— И въ жизни такъ? — спросилъ я не безъ задней мысли.

— И въ жизни, конечно! — подтвердилъ Алдоша. — Примѣрно, англикъ или галиціанецъ, — помоги ему. Зачѣмъ только своимъ? Онъ такой же братъ…

— А какъ помочь ему? — спросилъ я.

Для меня было неясно, какую именно помощь имѣетъ въ виду Алдоша.

— Ты знаешь законъ, — сказалъ Алдоша. — Учи его, чтобы онъ соблюдалъ законъ. Вотъ лучшая помощь.

— Какой законъ? — настаивалъ я.