Томъ седьмой. Духоборы въ Канаде. — Белая Арапія. — Искатели

— Ты почего другого сына тамъ держишь, — приставалъ онъ къ матери, — а меня заперла въ городѣ? Вотъ если бы ты умерла, — прибавлялъ онъ, къ нѣкоторому моему ужасу, — я сейчасъ бы ушелъ къ бабушкѣ въ деревню… — Но Маша не обижалась на дерзость сына.

— Въ городѣ среди англійскаго населенія Маша пользовалась популярностью, но, къ сожалѣнію, больше среди мужчинъ, чѣмъ среди женщинъ. Въ первое же утро послѣ нашего прихода она тотчасъ же убѣжала изъ дома, оставивъ цѣлую лохань недомытаго бѣлья. Передъ уходомъ она простодушно попросила насъ прополоскать бѣлье и развѣсить его на веревкахъ. Когда она вернулась домой, поздно вечеромъ, лицо ея было озабочено.

— Послушай, обратилась она ко мнѣ, — тутъ ночью пьяные англики шляются. Если который будетъ стучаться, ломиться въ дверь, прямо выскакивай и гони его по шеѣ.

Надо замѣтить, что Маша и Трушка спали въ мезонинѣ, а мы въ нижней горницѣ. Дѣйствительно, около полуночи кто-то началъ крѣпко стучаться въ дверь.

— Отчего ты не отворяешь, Мери? — говорилъ по-англійски басовитый голосъ. — Вотъ оказія!

Мнѣ кое-какъ удалось спровадить незванаго посѣтителя увѣреніемъ, что «Мери» нѣтъ дома.

Маша слушала сверху наши переговоры и на другой день помирала отъ смѣху все утро, вспоминая нѣкоторыя подробности. Это была веселая, бойкая и по своему безхитростная натура.

Изо всѣхъ духоборскихъ привычекъ Маша сохранила строгое вегетаріанство, въ которомъ она пыталась даже превзойти другихъ городскихъ духоборокъ. Она обвиняла ихъ въ томъ, что онѣ жарятъ картошку «на свининой салѣ» и ѣдятъ «яйца съ зародами».

Любовь Маши къ скоту и къ всякой живой твари не отступала ни передъ какими препятствіями и неоднократно доводила ее до столкновеній съ англійскими сосѣдями. Однажды, когда какой-то іорктонскій приказчикъ подстрѣлилъ въ ея присутствіи кролика на подгородномъ пустырѣ и хотѣлъ добить его прикладомъ, Маша прикрыла кролика собственнымъ тѣломъ, потомъ закутала его въ фартукъ и унесла домой, не обращая вниманія на протесты охотника.

Бывало, идемъ мы съ Машей мимо городскихъ огородовъ и видимъ привязаннаго теленка.

— Ахъ, бѣдный теленочекъ, — плачетъ Маша. — Убьютъ, зарѣжутъ! Это ли не разбой, не убійство!.. Да онъ къ тому же не поеный. Володя, поди, напой теленочка! — И она пристаетъ до тѣхъ поръ, пока я не отведу его на озеро, рискуя подвергнуться обвиненію въ кражѣ.

Относясь отрицательно къ духоборской общинѣ, Маша, однако, выдѣляла Веригина, къ которому она относилась съ суевѣрнымъ уваженіемъ.

— Петюшка живой Христосъ! — повторяла она съ наивнымъ кощунствомъ.

Она посвятила меня въ подробности духоборской миѳологіи, о которой я упоминалъ въ одномъ изъ предыдущихъ очерковъ.

— Истинная Петюшкина мать, Богородица, — передавала Маша, — Лукерья Васильевна, то есть, Калмыкова. Какъ пришло ему время проявиться, Лукерья Васильевна велѣли, чтобы Веригина мати навивала на брюхо полотенца. Потомъ, какъ пришло этому мальчику время найтись, Петръ Калмыковъ вывелъ двѣнадцать человѣкъ на дворъ и говоритъ: «Вы что видѣли?» — «А мы, — говорятъ, — видѣли: звѣзды падали часто, и звѣзда съ хвостомъ повернулась».

— Ну вотъ, говоритъ, это сынъ Божій нашелся. Имя ему Веригинъ, онъ будетъ всему міру герлыга (пастушій посохъ). А потомъ онъ сталъ ростъ съ матерью-то выдуманной, и стало ему двадцать лѣтъ. Тогда Лукерья Васильевна взяли его къ себѣ, и былъ онъ съ ними пять лѣтъ. А когда онѣ умирали, люди видѣли, какъ онѣ стояли передъ нимъ на колѣняхъ и плакали, что не могутъ всего исполнить, а потомъ сказали ему, что у него все найдется.

— А почему Веригинъ не дѣлаетъ чудесъ? — возражалъ я.

— А какъ онъ будетъ дѣлать? — доказывала Маша. — Какъ тотъ Христосъ сталъ чудеса дѣлать, тутъ Его и распяли. Ну этотъ и не хочетъ. Посмотри на него, — прибавляла она. — Онъ и лицомъ на всѣхъ не похожъ, и глаза у него особенные.

Увѣреніе о томъ, что у Веригина «особенное лицо», я часто слышалъ потомъ отъ духоборскихъ женщинъ и могъ убѣдиться, что въ этомъ отношеніи въ Духоборіи существуетъ двоевѣріе. Въ то время какъ мужчины стоятъ на раціоналистической точкѣ зрѣнія, женщины, особенно старухи, придерживаются миѳологіи, унаслѣдованной отъ предковъ, которые всегда считали своего руководителя воплощеніемъ Божества. Миѳологія, впрочемъ, скрывается и не высказывается открыто во избѣжаніе нареканій, а отчасти изъ-за нѣкотораго полуинстинктивнаго стыда.

Маша, однако, была наклонна къ миѳологіи и въ житейскомъ обиходѣ. Когда моя жена ушибла руку, она тотчасъ же предложила зашептать ушибъ и съ пресерьезнымъ видомъ пробормотала свой заговоръ надъ ушибленнымъ мѣстомъ. Сообщить его мнѣ она отказалась наотрѣзъ и только сказала, что это — «мягкій» заговоръ.