Томъ седьмой. Духоборы въ Канаде. — Белая Арапія. — Искатели

— А вотъ меня въ деревнѣ баба-вѣдовка лѣчила отъ живота, — разсказывала она, — такъ то былъ заговоръ! Здоровая баба, ажъ смотрѣть страшно. Привела меня въ баню, раздѣла до нагиша, да какъ схватитъ обѣими руками за животъ. Я свѣта не взвидѣла, а она подняла мое тѣло надъ головой да хлопъ меня сидѣньемъ объ полъ. Съ тѣмъ и опять подняла надъ головой, давай крутить. Я кричу не своимъ голосомъ отъ боли и со страсти. Тутъ сосѣди стали просить: «Отпусти молъ ее», — не пускаетъ. Вся деревня, почитай, собралась, плачутъ, просятъ: «Отпусти ее, не убивай!», а она не отпускаетъ. А потомъ какъ отпустила, меня два часа чаемъ да молокомъ отпаивали. А она еще и говоритъ: «Эту боль надо этакъ до трехъ разъ трясти»… Такъ я той же ночью изъ деревни совсѣмъ убѣгла… Вотъ это заговоръ!..

VI. Село Терпѣніе

Ванѣ Подовинникову очень хотѣлось отправить насъ «въ Духоборы» вмѣстѣ съ попутчиками, но воспользоваться его предложеніемъ намъ не пришлось. Духоборскія лошади уходили изъ Іорктона съ такимъ тяжелымъ грузомъ, что обременять ихъ еще больше было совершенно невозможно, а съ духоборской точки зрѣнія — даже грѣшно. Въ концѣ концовъ, по совѣту нашихъ новыхъ пріятелей, мы наняли англійскихъ лошадей до ближайшаго селенія, оставивъ почти всѣ свои вещи въ Іорктонѣ.

— Только бы вамъ добраться до перваго села, — увѣрялъ меня Ваня, — а тамъ наши жители найдутъ вамъ толкъ…

Я выразилъ опасеніе относительно того, что мы пускаемся въ такой долгій путь съ пустыми руками, но Ваня стоялъ на своемъ.

— На тотъ свѣтъ пойдешь, — сказалъ онъ въ видѣ аргумента, — даже рубахи перемѣнной не возьмешь, а дорога-то куда дальше.

— А куда заѣхать въ первомъ селеніи? — спросилъ я.

— А доѣдешь до околицы, — посовѣтовалъ Ваня совершенно серьезнымъ тономъ, — будетъ тебѣ первый домъ на любой сторонѣ, — туда и заѣзжай!

Такіе же точно совѣты я получалъ и въ первомъ и во второмъ селеніи и скоро, дѣйствительно, сталъ заходить безъ разбора въ первый попавшійся по дорогѣ домъ, будучи увѣренъ, что вездѣ встрѣчу одинаковое гостепріимство.

Наша поѣздка по духоборскимъ селамъ продолжалась около мѣсяца и въ сущности должна назваться скорѣе походомъ, ибо добрая половина ея была совершена пѣшкомъ. Разстоянія между селами обыкновенно не превышаютъ нѣсколькихъ верстъ, и каждый переходъ являлся прогулкой и незамѣтно проходилъ среди непрерывныхъ разговоровъ съ толпою дѣтей, провожавшихъ насъ отъ села до села.

Трудно передать словами простое, но сильное очарованіе окружавшихъ насъ картинъ и западавшихъ въ душу впечатлѣній. Жатва была близка, время стояло тихое, ясное, теплое въ полдень и прохладное къ вечеру, ибо даже средина лѣта въ Канадѣ не отличается обиліемъ зноя. Насъ окружали необозримые хлѣбные посѣвы, пышно возраставшіе на нетронутой почвѣ преріи. Климатъ не исключалъ возможности раннихъ заморозковъ, порою сильно побивавшихъ хлѣба, но, помимо того, урожаи достигали до самъ-25 и даже до самъ-30.

— Въ эту землю чего ни сунь, — разсказывали мнѣ духоборы, — все изъ нея претъ назадъ, такое жирное да толстое. Картошка родится, какъ грязь, кто ее всю достанетъ, — да мы и не займоваемся, къ примѣру, чтобы продавать ее, а просто пріѣзжайте, нѣмцы и галиціаны, копайте да насыпайте мѣшки и увозите на доброе здоровье! Лукъ, морква, макъ, все, однимъ словомъ, стократъ родитъ. Сами не знаемъ, какая это земля!..

Примѣры этого поразительнаго плодородія мнѣ приходилось встрѣчать почти на каждомъ шагу. Въ одномъ мѣстѣ градъ побилъ прошлогодніе посѣвы овса. Духоборы все-таки получили хорошій сборъ и въ этомъ году посѣяли вмѣсто овса пшеницу. Въ результатѣ получилась двухъэтажная жатва, похожая на густой мѣхъ, гдѣ приземистая пшеница являлась нижней подпушкой, а высокій прямой овесъ замѣнялъ болѣе длинную ость. Въ другомъ мѣстѣ, на сорной кучѣ, изъ горсти случайно выброшенныхъ зеренъ проса выросъ цѣлый клинъ «горшковъ на десять», по опредѣленію удивленной хозяйки. Я видѣлъ макъ, росшій надъ картофелемъ и происшедшій отъ случайно раздавленной маковой головки. Возлѣ амбаровъ, кругомъ покатой стрехи, покрытой ячменною соломой, выросталъ поясъ ячменя, рожденный отъ опавшихъ зеренъ и требовавшій подчистки серпомъ, для того, чтобы можно было свободно ходить у стѣны. Особенно хороши были овощи — картофель, горохъ, капуста, рѣдька, рѣпа. Послѣдняя мѣстами раздувалась по чудовищной величины, не меньше арбуза, и духоборы солили ее въ бураковомъ разсолѣ вмѣсто огурцовъ, которые плохо вызрѣваютъ въ этомъ прохладномъ климатѣ.