Томъ седьмой. Духоборы въ Канаде. — Белая Арапія. — Искатели

Населеніе повсюду имѣло очень здоровый видъ. Избы кишѣли ребятишками, изъ которыхъ самые мелкіе родились уже здѣсь, въ Канадѣ. Это были славныя, бойкія, здоровыя дѣтишки. Они не дичились и не убѣгали, охотно шли на руки и отвѣчали на вопросы. Между собою они жили удивительно дружно, и мнѣ не одинъ разъ приходилось видѣть, какъ нѣсколько малолѣтнихъ нянекъ, собравшись въ кружокъ, учили ходить какого-нибудь упитаннаго бутуза, награждая его поцѣлуями за каждый успѣшный шагъ впередъ. Съ другой стороны, почти въ каждомъ селеніи попадались 80-ти-лѣтніе старики, помнившіе еще Молочныя Воды и жизнь духоборовъ въ Крыму. Односельчане, видимо, гордились ими, ухаживали за своими стариками всѣмъ обществомъ и даже спорили о томъ, чей дѣдъ старѣе. Особаго авторитета они, однако, не имѣли, и даже обычный терминъ «старички» часто придавался людямъ между 30-лѣтнимъ и 40-лѣтнимъ возрастомъ, если только они успѣли заслужить уваженіе сосѣдей. Изъ древнихъ стариковъ замѣчательнѣе всѣхъ былъ дѣдушка Махортовъ изъ Петровки, старый севастопольскій матросъ, которому было 89 лѣтъ. Онъ былъ еще довольно бодръ и могъ разъѣзжать одинъ въ тарантасѣ за 30 или за 40 верстъ. Онъ былъ особенно любимъ дѣтьми и изъ подростковъ своего села составилъ большой хоръ, ревностно обучая его по духоборскому обычаю «склонному» пѣнію псалмовъ и духовныхъ стиховъ. Бабушкѣ Настѣ, матери Петра Веригина, было 86 лѣтъ. Она совершенно одряхлѣла и почти не выходила изъ комнаты. Впрочемъ, четыре года тому назадъ она сдѣлала вмѣстѣ со всею общиной переѣздъ черезъ море и путешествіе въ западную Канаду. При ней не было тогда ни одного изъ ея семи сыновей, но невѣстки и многочисленные внуки всячески старались облегчить для нея трудности переѣзда и первыхъ мѣсяцевъ жизни на открытомъ воздухѣ «подъ комаромъ». Теперь кромѣ Петра съ нею былъ младшій сынъ Гриша, который только что явился изъ Сибири въ Канаду послѣ удачнаго бѣгства вмѣстѣ съ двумя товарищами и довольно кружнымъ, необычнымъ путемъ. Изъ другихъ сыновей двое недавно умерли, другіе все еще были далеко въ Якутскѣ. «Духоборскіе люди» оказывали своей бабушкѣ всевозможные знаки вниманія: они посылали ей привѣты и гостинцы изъ самыхъ далекихъ селеній округи. При насъ «десять дѣвъ съ сивера» пришли пѣшкомъ за 30 миль и принесли бабушкѣ малины и варенья. Мы встрѣтили ихъ, когда онѣ шли назадъ съ пѣснями и пустыми лукошками. Онѣ оставались у бабушки въ Отрадномъ не болѣе получаса. «Страда у насъ, — объясняли онѣ, — надо домой торопиться… Ой, — жаловались онѣ со смѣхомъ, — ноги болятъ, не можемъ на пятки наступить, а все-таки бабушку почтили за ея старенькія слезы».

Интереснѣе всего, разумѣется, продолжали оставаться философскіе и общественные разговоры, которые я постоянно велъ съ самыми разнообразными людьми. Дерзость духоборской мысли поражала на каждомъ шагу.

— Я за свои мысли не порука, — говорилъ мнѣ прямо Антонъ Поповъ, братъ безпокойнаго Алдоши. — У меня каждый день новое въ головѣ протаскивается. Сегодня я одинъ, а завтра, можетъ, буду совсѣмъ другой.

Онъ былъ самымъ уважаемымъ человѣкомъ въ своемъ селеніи и по зимамъ съ большимъ успѣхомъ обучалъ дѣтей грамотѣ.

Развитіе собственныхъ мыслей не удовлетворяло его: «Какъ мы, мужики, — вздыхалъ онъ, — люди малограмотные, то не имѣемъ времени разбирать всѣ вопросы. Немного подумаешь, щипнетъ за сердце, потомъ подойдутъ тѣлесные труды и опять проваливаешь мимо. А потомъ опять подумаешь: „Господи, въ какомъ я болотѣ сижу!..“»

Непосредственно послѣ такихъ жалобъ духоборскій школьный учитель принимался за критику.

— Что есть душа? — спрашивалъ онъ меня. — Одни говорятъ: душа какъ спичка: вотъ горитъ, потомъ погаснетъ — и нѣтъ ничего. Другіе говорятъ: душа есть правда Божья. А по-моему, это не суть важно. Только поступай, какъ совѣсть велитъ, — значитъ, не обижай другихъ, не забирай чужого, бери то, что положено на твой пай; ну, напримѣръ, если дѣти, я люблю своихъ дѣтей, то долженъ любить и другихъ столько же. И теперь взять тварь, — ей тоже больно. Она ходитъ, боится, — значить, ее тоже не надо трогать, обижать. Какъ человѣкъ разумный, а она неразумная, — телка, одно сказать. Вотъ поманишь ее, она къ тебѣ идетъ, говоритъ: «Му-у! Я люблю тебя, я тебѣ вѣрю!» А ты взялъ ее, повелъ и стукъ сѣкирой по лбу. Какъ же не разбой? Я на это не согласенъ. Мое сердце не можетъ противостоять.

Критика Антона Попова не щадила и самой Духоборіи.

— Если у духоборовъ есть какія дурныя дѣла, — сказалъ онъ мнѣ въ видѣ девиза, — то надо ихъ выбросить вверхъ ногами, а если у индѣйцевъ или у черныхъ что есть хорошее, то взять и принять. Потому есть и у духоборовъ разныя глупости, затащенныя изъ другихъ вѣръ. Прежде я думалъ такъ, — говорилъ Поповъ, — что вотъ бываютъ всякія вѣры, то есть вѣра христіанская, и турецкая, и духоборская, и молокане, и евреи, и всякій говоритъ: моя правильная, а другія кривыя. Потомъ я подумалъ, какая же кривая? Не лучше ль совсѣмъ отслониться отъ этого спора?