Томъ шестой. За океаномъ

— Онъ, знаете, уже большое имя имѣлъ, — продолжалъ Паклинъ: — основатель первой русской земледѣльческой колоніи въ Америкѣ. Написали мы ему: земля наша велика и обильна, пріѣзжайте, молъ, къ намъ въ гости… Видимъ, красавецъ, умница, большая борода, русая съ просѣдью, вдумчивые глаза, однимъ словомъ, апостолъ. Думаемъ, быть ему нашимъ перманентнымъ старостой, а онъ слышать не хочетъ. «Я, говоритъ, частица человѣчества, мнѣ нужно простую работу!»

«Такая золотая душа, съ утра до вечера въ огородѣ копается. Намъ между тѣмъ нужно было купить быка на племя. Думаемъ, кого послать, — надуютъ подлецы, еще яловую корову всучатъ. Попросимъ Грея, у него опытъ есть. Грей подумалъ и поѣхалъ. Черезъ день является назадъ, и видимъ, за шарабаномъ привязанъ огромный сивый быкъ. Рога — хоть на охотничью выставку посылай, великолѣпныя стати, однимъ словомъ, чудовище. Спрашиваемъ, сколько заплатилъ? — Сорокъ пять долларовъ; только на пять долларовъ дороже обыкновеннаго. Отпустили мы быка въ стадо, прошелъ день и два, видимъ, наши коровы что-то скучныя ходятъ, а потомъ даже стали онѣ бодать этого быка. Совсѣмъ маленькая коровка такъ прямо нападаетъ на него, и рогами въ бокъ, а быкъ бѣжать. Сознаетъ, стало быть, что виноватъ передъ коровами. Думаемъ, не ладно дѣло; стали мы присматриваться къ быку и видимъ, что онъ, пожалуй, постарше самого Грея, и даже кожа вся въ морщинахъ, и шерсть сивая не отъ природы, а отъ старости, однимъ словомъ, Маѳусаилъ бычачьяго племени. А тутъ какъ разъ годовщина подошла. Собрались мы на общую сходку. Насъ, знаете, чуть не сто человѣкъ было, выпили тоже немножко. Я поднялъ вопросъ; зачѣмъ мучить бѣдное животное? Слѣдуетъ отпустить его хотя на старости лѣтъ на волю. Грей сейчасъ взлѣзъ на столъ и произнесъ рѣчь о стихійномъ братствѣ жизни. И знаете, по-моему, это была лучшая изъ его рѣчей. — „Каждый изъ насъ, говоритъ, вмѣщаетъ въ себѣ тысячу жизней. Цѣль мірозданія — любовь. Я ощущаю единеніе съ ритмомъ массовой жизни и стремлюсь потонуть въ ея творческой, свѣтлой и великой гармоніи!..“ Откуда у него бралось? Всѣхъ онъ тварей перебралъ, не то что коровъ и быковъ, а добрался до муравьевъ и пчелъ, не хуже нынѣшняго Метерлинка. Совсѣмъ онъ насъ тогда съ ума свелъ. Кажется, замычи этотъ быкъ, мы бы тотчасъ же замычали вмѣстѣ съ нимъ. Ну, конечно, тотчасъ же единогласно рѣшили отпустить быка на волю, довольно онъ поработалъ на пользу человѣческаго и коровьяго рода…

Сняли съ него веревку, а вмѣсто нея къ рогамъ привязали бумагу: „Сей быкъ отпущенъ на волю за выслугу лѣтъ. Убѣдительно просимъ всѣхъ честныхъ людей не тревожить его почтенную старость…“ Потомъ прогнали быка въ лѣсъ».

Нѣсколько ближайшихъ сосѣдей, привлеченныхъ разсказомъ, слушали и смѣялись.

— А что же сталось съ быкомъ? — спросилъ архитекторъ Спутниковъ и даже повернулъ свой стулъ въ сторону Паклина.

— Я не знаю! — задумчиво отвѣтилъ маленькій докторъ. — Мы его больше не видѣли. Но теперь мнѣ кажется, что мы сдѣлали ошибку. Бумага наша была адресована ко всѣмъ честнымъ людямъ, а въ Америкѣ, знаете, множество прохвостовъ.

Слушатели снова разсмѣялись.

Миніатюрный докторъ съ кривыми ногами пережилъ довольно разнообразную карьеру. Между прочимъ, онъ былъ однимъ изъ наиболѣе дѣятельныхъ основателей обширной земледѣльческой колоніи, которая задалась цѣлью преобразовать міръ на основахъ братской любви и просуществовала цѣлыхъ шесть лѣтъ, но потомъ, когда члены стали старше, какъ-то незамѣтно распалась. Его длинныя цѣпкія ладони до сихъ поръ сохранили слѣды мозолей, натертыхъ ручками плуга и древкомъ косы, но, быть можетъ, именно этому тяжелому труду онъ былъ обязанъ тѣмъ обстоятельствомъ, что его хилое тѣло еще держалось на свѣтѣ. Впрочемъ, духъ маленькаго доктора былъ такъ живучъ, что онъ былъ способенъ самъ по себѣ скрѣплять вмѣстѣ его хрупкую плоть, какъ крѣпкій, хотя и невидимый цементъ. Докторской наукѣ онъ научился уже на старости лѣтъ, но теперь имѣлъ порядочную практику въ русско-еврейскомъ кварталѣ Нью-Іорка. Однако, онъ принадлежалъ къ такъ называемымъ безлошаднымъ докторамъ квартала и никакъ не могъ перейти въ аристократическіе ряды счастливцевъ, которые считали нужнымъ и возможнымъ разъѣзжать по паціентамъ на собственной лошади. Какъ всѣ маленькіе люди, докторъ Паклинъ былъ необычайно влюбчивъ, но пассіи его длились не болѣе двухъ недѣль, и мало-по-малу онъ привыкъ смотрѣть на женщинъ со снисходительнымъ презрѣніемъ, свойственнымъ заматорѣлому холостяку.