Томъ шестой. За океаномъ

На главной фабрикѣ городка въ теченіе десяти лѣтъ перемѣнились четыре предпринимателя. Капиталисты по временамъ прямо капризничали, какъ дѣти, и угрожали правленію уходомъ по каждому поводу. Особенно нервно они относились къ малѣйшей попыткѣ рабочихъ проявить самостоятельность, и въ Ноксвилѣ до сихъ поръ не было ни одного юніона, такъ что это русско-еврейское мѣстечко составляло своего рода островъ въ странѣ, покрытой густою сѣтью всевозможныхъ организацій. Впрочемъ, въ послѣдніе годы фабрики стали приносить такой хорошій доходъ, что нервничанье для капиталистовъ стало невыгодно, и двое фабрикантовъ, дѣла которыхъ шли особенно хорошо, съ нетерпѣніемъ ожидали условнаго пятнадцатилѣтняго срока, когда фабрика должна была перейти въ ихъ полную собственность и всякая связь между ними и комитетомъ должна была прекратиться.

Фабрика издѣлій, вязаныхъ изъ шерсти, стояла впереди. Баскина нерѣшительно поднялась на каменное крыльцо и вошла въ полуоткрытую, высокую, двустворчатую дверь, обитую листовымъ желѣзомъ, какъ въ крѣпости или тюрьмѣ. Ей представилось новое, совершенно незнакомое ей зрѣлище.

Фабрика была устроена въ три этажа, но высокіе вязальные станки проходили сквозь полы обоихъ верхнихъ этажей и достигали до потолка. Они были очень сложные, со множествомъ колесъ, крючковъ и желѣзныхъ пластинокъ, которыя поминутно мелькали въ воздухѣ, подхватывая, перекручивая и переплетая толстыя нити красной, желтой и синей шерсти. При станкахъ работали преимущественно молодыя дѣвушки; работа ихъ носила вспомогательный характеръ. Онѣ связывали нити, слѣдили, чтобы хлопья шерсти не заскакивали подъ зубья станка, вынимали и поворачивали недодѣланные и совершенно готовые фабрикаты. Въ лѣвомъ углу фабрики группа пожилыхъ евреевъ съ пейсами и длинными бородами сортировали цвѣтную шерсть. Они до такой степени были облѣплены красными и синими пушинками, что ихъ бороды, волосы и одежда имѣли разноцвѣтную внѣшность, какъ будто они вырядились для масляничнаго маскарада.

Станки въ этомъ углу вязали тамъ-о-шантеры, особыя пуховыя шапочки, которыя въ Америкѣ въ большомъ ходу. Они были очень сложны и работали какимъ-то никому неизвѣстнымъ способомъ, который составлялъ собственность фабрики и держался въ большомъ секретѣ, ибо изъ-за него шапки Ноксвильской фабрики считались самыми лучшими на американскомъ рынкѣ.

Пройдя нѣсколько шаговъ впередъ, Баскина снова остановилась. Очень молодой человѣкъ съ благообразнымъ лицомъ и безъ сюртука, по американской привычкѣ, вышелъ къ ней навстрѣчу и остановился въ выжидательной позѣ.

— Я пришла просить работы! — сказала Баскина жалобнымъ голосомъ. Скрежетъ и шумъ станковъ и дѣловое молчанье этого человѣка смущали ее, и она готова была убѣжать изъ непривычной обстановки.

Молодой человѣкъ пожалъ плечами.

— Я не говру по-русску! — сказалъ онъ очень плохимъ языкомъ.

— Dad! (Батюшка!) — крикнулъ онъ по-англійски на всю фабрику. — Здѣсь соотечественница для васъ.

Молодой человѣкъ былъ сынъ хозяина фабрики, его привезли въ Америку пятилѣтнимъ ребенкомъ; онъ получилъ образованіе въ технической школѣ и въ настоящее время былъ форманомъ, т. е. въ сущности управлялъ фабрикой. Роднымъ языкомъ его былъ англійскій, и онъ не признавалъ и не зналъ на свѣтѣ никакой другой страны, кромѣ Америки.

Изъ противоположнаго угла фабрики вышелъ человѣкъ въ сѣрой фуфайкѣ и съ курчавыми яркорыжими волосами, торчавшими во всѣ стороны, какъ пылающіе лучи.

Это былъ Коганъ, хозяинъ фабрики. Онъ былъ человѣкъ не особенно крупнаго роста или тѣлосложенія, но выпячивалъ грудь и расширялъ плечи съ такимъ необыкновеннымъ видомъ, что когда онъ подошелъ ближе, Баскиной показалось, что онъ закрылъ собой всю фабрику и что даже его жесткіе волосы протянулись по сторонамъ, достигли до потолка и смѣшались съ красною шерстью, которую расчесывали и перевивали станки.