Том Сойер за границей

расскажет вам все про нее, и вам сразу на душе скверно станет. А газеты -

так те все неприятности со всего света собирают и почти все время портят

вам настроение, а ведь это такое тяжкое бремя для человека. Ненавижу я эти

газеты, да и письма тоже, и если б я мог сделать по-своему, я бы ни одному

человеку не позволил свои неприятности сваливать на людей, с которыми он

вовсе незнаком и которые совсем на другом конце света живут. Ну вот, а на

шаре ничего этого нет, и потому он самое распрекрасное место, какое только

есть на свете.

  Мы поужинали. Такой красивой ночи я еще в жизни не видывал. От лунного

сияния было светло, как днем, только гораздо приятнее. Раз мы увидели льва

- он стоял совсем один, как будто никого другого в целом свете нет, а тень

его лежала возле него на песке, словно чернильная клякса. Хорошо бы, если

б луна всегда так светила!

  Мы почти все время валялись на спине и разговаривали. Спать нам не

хотелось. Том сказал, что мы теперь попали прямехонько в "Тысячу и одну

ночь". И еще он сказал, что как раз тут произошло одно из самых занятных

приключений, какие описываются в этой книге. Вот мы и глядели вниз во все

глаза, покуда он нам про это рассказывал, - ведь нет ничего интереснее,

чем глядеть на то место, про которое в книжке говорится. Это была сказка о

погонщике верблюдов, который потерял своего верблюда. И вот бродит он по

пустыне, встречает одного человека и говорит:

  - Не попадался ли тебе беглый верблюд?

  А человек отвечает:

  - Он слеп на левый глаз?

  - Да.

  - У него верхнего переднего зуба не хватает?

  - Да.

  - Он хромает на левую заднюю ногу?

  - Да.

  - С одной стороны на нем навьючено просо, а с другой мед?

  - Ну да. Хватит уж описывать, это он и есть, а я очень тороплюсь. Где ты

его видел?

  - А я его вовсе не видел.

  - Не видел? Почему же ты его так точно описываешь?

  - Потому что, если у человека есть глаза, то для него всякая вещь имеет

свой смысл. Да только большей части людей глаза и вовсе ни к чему. Я знаю,

что здесь проходил верблюд, потому что видел его следы. Я знаю, что он

хромает на заднюю левую ногу, потому что он берег эту ногу и легко ступал

на нее, - это по следу видно. Я знаю, что он слеп на левый глаз, потому

что он щипал траву на правой стороне тропы. Я знаю, что у него не хватает

верхнего переднего зуба, потому что это видно по отпечатку зубов на дерне.

С одной стороны просыпалось просо - об этом мне рассказали муравьи; с

другой стороны капал мед - об этом мне сказали мухи. Я все знаю про твоего

верблюда, хотя я его и не видел.

  Тут Джим говорит:

  - Продолжайте, масса Том, это очень хорошая сказка и ужасно занятная.

  - Это все, - отвечает Том.

  - Все? - с изумлением спрашивает Джим. - А что же стало с тем верблюдом?

  - Не знаю.

  - Масса Том, да неужто в сказке про это не говорится?

  - Нет.

  Джим поразмыслил немножко, а потом сказал:

  - Ну, знаете, глупее этой сказки я еще не слыхивал. Как дошла до самого

интересного места, так ей тут и конец. Какой же прок от сказки, если она

так поступает, масса Том? Неужто вы не знаете, нашел тот человек своего

верблюда или нет?

  - Нет, не знаю.

  Я тоже подумал, что никакого нет проку в этой сказке, раз она так

обрывается. Да только я не собирался ничего про это говорить, я ведь

видел, что Том и сам уже злится из-за того, что сказка так выдохлась, а

тут еще Джим ей в самое слабое место тычет. Я всегда считал, что

несправедливо приставать к человеку, ежели ему и без того тошно. Однако

Том быстро повернулся ко мне и говорит:

  - Ну, а ты что думаешь про эту сказку?

  Делать нечего, пришлось мне выкладывать все начистоту. Я сказал, что мне

тоже кажется, как и Джиму, что раз эта сказка застряла в самой середке -

ни туда ни сюда, - то ее и вовсе не стоит рассказывать, только время

попусту потеряешь.

  Том опустил голову и даже не стал бранить меня за то, что я насмехаюсь над

его сказкой (признаться, я этого ожидал). Нет, он только вроде как бы

загрустил и промолвил:

  - Одни люди видят, а другие - нет, в точности как тот человек говорил. Что

там верблюд! Если б даже циклон прошел, то и тут вы, остолопы, ничего бы

не заметили.

  Не знаю, что он имел в виду, он ничего про это не сказал, да только думаю,

что это просто одна из его всегдашних штучек, - он их вечно откалывает,

когда сядет в лужу и не знает, как оттуда выбраться. Ну, да мне-то что! Мы

этой сказке в самое что ни на есть слабое место попали - точка в точку, и

Тому от этого никуда не уйти. Он совсем запутался, хоть изо всех сил

старался не подавать виду.

ГЛАВА VIII ИСЧЕЗАЮЩЕЕ ОЗЕРО

  Мы рано позавтракали, уселись поудобнее и стали глядеть вниз, на пустыню.

Стояла очень мягкая, приятная погода, хотя мы летели не особенно высоко.

После захода солнца в пустыне надо спускаться все ниже и ниже: пустыня

очень быстро остывает, и потому, когда приближается рассвет, вы уже парите

над самым песком.

  Мы следили, как тень от шара скользит по земле, и время от времени

оглядывали пустыню - не шевелится ли там что-нибудь, а потом снова глядели

на тень. Вдруг почти под самым шаром мы увидели множество людей и

верблюдов. Все они тихо и спокойно лежали на земле и как будто спали.