равновесие хранят улитки, когда карабкаютсяна утес Санта-Моника;удача — это когда гуляешь по Вестерн-авенюи девчонка из массажногокабинета кричит тебе: «Привет, солнце!»чудо — это когда в твои 55 лет в тебя влюблены5 женщин.добродетель — это когда ты можешь любитьтолько одну из них.дар — это когда твоя дочь ласковее,чем ты сам, и ее смех заливистеетвоего.покой приходит, когда ты ведешьпо улице синий «фолькс» 67-го года, как будтоты тинейджер, радио настроено на программу «Люди, чтотебя любят»; тепло на солнце, тепло от солидного гулаперебранного мотора,и ты втыкаешься в поток машин,благо — это когда ты можешь любить рок-музыку,симфонии, джаз...все, в чем есть начальная энергиясчастья.и вполне возможно, что придет опятьглубокий синий вой,когда ты придавлен самим собойв стенах гильотины,взбешен звонком телефонаили шагами прохожих;но также вполне возможна —звенящая высь, что всегда идет следом, —и девчонка в кассесупермаркета вдруг становится похожей наМерилин,на Джеки при еще живом гарвардском ухажере,на школьницу, которую мы всепровожали домой.а вот что поможет тебе поверитьне только в смерть:кто-то едет навстречупо очень узкой улицеи прижимается к краю, пропускаятебя; или старый боксер Бо Джек[101],чистильщик обувипосле того, как спустил все деньгина гулянкина женщинна прихлебателей,что-то мурлычет, дышит на кожу,водит тряпкой,поднимает глаза и говорит:«пошло все к черту, ведьбыло время, ну ипусть».мне горько иногда,но вкус бывал исладок, я только боялсясказать, это какженщина просит:«скажи, что ты меня любишь», аты молчишь.если вы видите, как я ухмыляюсь,высовываясь из синего «фолькса»,проскакивая на желтый свет,уезжая прямо к солнцу,значит я попал вруки сумасшедшейжизни,думаю о гимнастах на трапеции,о карликах с большими сигарами,о русской зиме начала 40-х,о Шопене с мешочком польской земли,о старой официантке, что приноситмне лишнюю чашку кофеи смеется.лучшие из васмне нравятся больше, чем вы думаете,остальные не в счету них только и есть, что пальцы и головы,а у некоторых глаза,а у многих ноги,а у всеххорошие и плохие сныи куда идти.справедливость повсюду, и она есть на светеи ружья, и жабы, и придорожные кустыскажут вам то жесамое.
Часть вторая. Средние годы: Набурбоненный водила[102]
Где Том околдован Катлин, мастерски сотворяет трилогию и вдруг оказывается «вне закона»
Роберт Сэббэг. Том Уэйтс остепенился: Рокер-мусорщик на досуге стал легендой