Читаем Том восьмой. На родинѣ полностью

Куранты заиграли и смолкли. Мися пошла по асфальтовой тропинкѣ изъ угла въ уголъ. Разъ — два, разъ — два. Она не сбивалась и не сворачивала и ходила съ неуклонной правильностью, какъ механическая кукла съ заведенною пружиной. Когда шла отъ окна, она видѣла дверь, черную, высокую, тяжелую, окованную желѣзомъ. Когда шла отъ двери, она видѣла бѣлую стѣну и въ самомъ верху широкое, приплюснутое окно съ мелкими пыльными стеклами.

Она ни о чемъ не думала, ходила, ходила. Ноги ея становились тяжелѣе, спина окостенѣла. Въ камерѣ никого не было. Она даже не сознавала, есть ли она сама или ея уже нѣтъ, и она потонула въ этой тупой безсознательной тишинѣ.

Кликъ!

Легкій щелкающій звукъ раздался за ея спиной. Мися снова вздрогнула, какъ будто кто ее укололъ сзади, и быстро обернулась. Задвижка поднялась, сверкнула стеклянная пластинка дверного глазка въ пластинкѣ мелькнулъ человѣческій глазъ, черный, подстерегающій. Потомъ задвижка опустилась, и кто-то отошелъ отъ двери тихо, почти воздушно, какъ кошка или ночная птица.

Кто это? Мися вспомнила стражей, но не могла связать ихъ грузныя фигуры съ этимъ таинственнымъ взглядомъ и легкими движеніями, У ней осталось такое чувство, какъ будто въ глазокъ заглянулъ кто-то съ того свѣта, безплотный, опасный и таинственный.

Она описала кругъ по камерѣ и встала у задней стѣны, лицомъ къ глазку. Глазокъ не поднимался. Все было тихо. Только куранты проиграли свой призывъ, разъ, другой, третій, четвертый.

— Коль славенъ! — зазвенѣли колокольчики гдѣ-то далеко, на неизмѣримой высотѣ. И Мисѣ показалось, что они тоже звучатъ оттуда, съ того свѣта.

Не можетъ вымолвить языкъ!..

Знакомая мелодія плыла въ воздухѣ, но куранты пѣли безъ словъ, и сами собой подставлялись иныя новыя слова.

— Господь великъ, — пѣли куранты.

— Навѣкъ, навѣкъ! — раздавалось въ ушахъ Миси.

Куранты умолкли. Мися прислушалась, стараясь уловить послѣдніе звуки мелодіи, потомъ остановилась и посмотрѣла кругомъ.

«Что случилось?» — подумала она съ тупымъ удивленіемъ и тотчасъ же въ ея умѣ всплыло, какъ странное эхо.

— Ваше имя?

— Эмилія Клюева.

— Признаете ли вы себя виновной?

И угрюмый отвѣтъ: «Я не хочу отвѣчать на ваши вопросы».

Было это или не было? Въ ея умѣ всплыла другая картина, дикая и смутная, какъ сонъ. Пріемная. Молодой адъютантъ со звономъ шпоръ. — «Мнѣ нужно видѣть его в.-п–ство». Сѣдой старикъ съ обрюзглымъ лицомъ и густыми бѣлыми бакенбардами. Она въ черномъ шелковомъ платьѣ. Въ ея рукѣ письмо, на толстой атласистой бумагѣ. Въ карманѣ револьверъ.

Было это, или не было, должно было быть, но еще не было?

Мися посмотрѣла и увидѣла черную дверь, окованную желѣзомъ.

«Папочка, — подумала она. — Больше никогда не увижу».

Что-то загорѣлось въ ея груди, и губы сморщились, какъ передъ плачемъ. Но слезъ не было. Въ горлѣ было сухо, голова пылала, въ ушахъ звенѣло, и кровь билась въ вискахъ.

Она прислонилась къ стѣнѣ, стараясь освѣжить свою пылающую голову.

Тукъ, тукъ, тукъ! — донесся слабый стукъ, какъ будто мышь скреблась или капли водяныя падали изъ-подъ крана.

Мися прислушалась. Разъ, два, пять, семь. Какъ будто дятелъ стучитъ о далекое дерево, слабо и однозвучно, и не хочетъ перестать.

Мися стала считать удары. Дятелъ простучалъ десять разъ и остановился. Мися переждала секунду и машинально стукнула въ стѣну.

Тукъ, тукъ, тукъ. — Опять началъ дятелъ. Мися насчитала восемнадцать разъ до новой остановки, потомъ четырнадцать. Она считала спокойно и машинально и потому не сбивалась:

«10, 18, 14. — Что это такое?» — спросила она мысленно и тотчасъ же отвѣтила.

«Это азбука. Тамъ, должно быть, человѣкъ сидитъ».

«Что такое десять?» — подумала она снова и стала считать: а —1; б —2; в — 3. Десять — к; восемнадцать — т; четырнадцать — о; к — т — о; кто?

Дятелъ стучалъ дальше, простучалъ три раза, потомъ двадцать шесть разъ.

«Кто вы?» — сообразила Мися.

Она стала отвѣчать, медленно, съ большими промежутками, выстукивая букву за буквой: — Клюева.

«Дѣло?» — стучалъ дятелъ.

И вдругъ Мисѣ показалось, что этотъ стукъ, какъ взглядъ стража и звонъ курантовъ, тоже приходитъ оттуда, снаружи, съ того свѣта.

«Какое имъ дѣло?» — подумала она сердито и отошла отъ стѣны.

Дятелъ еще постучалъ. Потомъ неожиданно глазокъ поднялся и опустился обратно.

«Такъ и есть, — подумала Мися — не нужно отвѣчать».

Въ сосѣдней камерѣ брякнулъ замокъ, и дверь заскрипѣла. Тамъ, быть можетъ, говорили, но изъ-за толстыхъ стѣнъ не было слышно ни звука.

Дятелъ пересталъ стучать и угомонился.

«Спать лягу», — подумала Мися, подошла къ кровати и подняла одѣяло. Но какъ только она легла и закрыла глаза, ей стало страшно, и въ мозгу острымъ блескомъ зажглась бдительность.

«Еще придутъ во снѣ», — подумала она.

Она вспомнила лица «присяжныхъ», широкія плечи, бороды, взгляды, упорное молчаніе.

— Нельзя спать!

Перейти на страницу:

Все книги серии Тан-Богораз В.Г. Собрание сочинений

Похожие книги

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
Пнин
Пнин

«Пнин» (1953–1955, опубл. 1957) – четвертый англоязычный роман Владимира Набокова, жизнеописание профессора-эмигранта из России Тимофея Павловича Пнина, преподающего в американском университете русский язык, но комическим образом не ладящего с английским, что вкупе с его забавной наружностью, рассеянностью и неловкостью в обращении с вещами превращает его в курьезную местную достопримечательность. Заглавный герой книги – незадачливый, чудаковатый, трогательно нелепый – своеобразный Дон-Кихот университетского городка Вэйндель – постепенно раскрывается перед читателем как сложная, многогранная личность, в чьей судьбе соединились мгновения высшего счастья и моменты подлинного трагизма, чья жизнь, подобно любой человеческой жизни, образует причудливую смесь несказанного очарования и неизбывной грусти…

Владимиp Набоков , Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века / Русская классическая проза / Современная проза