Томек на тропе войны

— На ранчо дона Педро живет множество индейцев. Его отец — метис. Угх! Мы должны навестить этого мексиканца. А теперь поедем в наш лагерь на военный совет, — решил Черная Молния. — Надо договориться, как будем действовать.

— Я хотел бы, чтобы с нами поехал мой друг, — произнес Томек, вспомнив об ожидавшем на ранчо боцмане и о письме, оставленном шерифу.

— Мой брат говорит о том бледнолицем, который дал тогда полицейским огненную воду?

— Да, это мой друг и опекун, боцман Новицкий, — подтвердил Томек.

— Нахтах Нийеззи пошлет другу весточку после военного совета. Красный Орел отвезет ему «говорящую бумагу», — ответил Черная Молния. — А теперь скорее в дорогу.

Индейцы погасили костры, уничтожили все следы своего пребывания, и вождь Черная Молния приказал спускаться.

Несмотря на ночную тьму, индейцы быстро спускались вниз по крутому склону горы. Томек с трудом поспевал за ними, потому что узкую тропинку, вьющуюся по краю пропасти, почти невозможно было различить. Он вздохнул с облегчением, только очутившись на дне ущелья.

Найти оставленных лошадей было минутным делом.

По извилистым ущельям и каньонам индейцы ехали шагом, но как только выбрались на простор, пустили мустангов во весь опор.

Звезды тускнели. Предрассветный полумрак медленно сменялся светом дня. Вскоре из-за горизонта показалось жаркое солнце. Только теперь Томеку удалось установить, куда они едут. Горная цепь, над которой возвышалась Гора Знаков, осталась позади. К югу простиралась широкая равнина. Вдали, подернутая утренним туманом, виднелась незнакомая горная гряда.

На равнине, по которой они ехали, между колючими кактусами и агавами колыхалась под легким ветром низкая курчавая трава, обычно растущая на высоких плоскогорьях.

Время от времени они проезжали мимо рассыпанных тут и там небольших холмиков земли. Вскоре Томек узнал, что это жилища американских луговых собачек, близких родственников европейских сурков. Желто-бурые с бело-бурым брюшком проворные зверьки сидели на своих холмиках на задних лапках, точно белки. Помахивая поднятыми хвостиками, они перекликались, издавая звуки, напоминающие собачий лай. Потому-то первые трапперы и назвали их «луговыми собачками».

Томеку страшно хотелось поближе рассмотреть забавных зверьков, но четвероногие часовые, сидевшие на земляных холмиках, лаем предупреждали резвящихся собратьев об опасности, и стоило только кавалькаде приблизиться, как луговые собачки моментально исчезали. И только потом кое-где виднелись из-под земли мордочки зверьков, внимательно наблюдавших за всем, что происходит вокруг, и лишь приглушенный лай под землей выдавал существование здесь шумной и оживленной колонии.

Пришлось Томеку довольствоваться объяснениями Красного Орла, который великолепно знал обычаи этих обитателей американской прерии. Луговые собачки питаются курчавой травой и корешками растений. На безводных степных плоскогорьях Нью-Мексико для утоления жажды им вполне хватает обильной росы. Запасов на зиму собачки не делают. А как только почувствуют ее приход, чаще всего в конце октября, забиваются в свои норы, плотно закупоривают все входы и выходы, чтобы уберечься от холода, и сами погружаются в спячку, появляясь на поверхности не раньше, чем их разбудит весеннее солнце. По утверждению Красного Орла, луговые собачки иногда откупоривают норы и зимой, что у индейцев служит безошибочной приметой близкого потепления.

По образу жизни сходна с сусликом живущая в Северной Америке луговая собака (Cynomys ludovicanus), почти 40 см длины, из которых 7 относятся на хвост. Животное покрыто сверху светло-красновато-бурой шерстью, перемешанной с серыми и черными волосами, на животе же — грязновато-белой. Название же «луговая собака», не дающее никакого представления о ней, дано первыми исследователями, канадскими трапперами, вследствие голоса нашего зверька, действительно похожего на собачий лай. Обширные поселения луговой собаки, так называемые «деревни», находятся обыкновенно на низменных лугах, роскошная трава которых представляет для них отличный корм. (А. Брэм. Жизнь животных, т. 1.)