Томек на тропе войны

Шериф Аллан жил в нескольких километрах к востоку от северных отрогов хребта Западная Сьерра-Мадре, тянущегося к югу вдоль западного побережья Мексики. Восточная граница Мексиканского нагорья, на котором они пребывали, пролегала по реке Рио-Браво-дель-Норте. Примерно на полпути между северо-восточными отрогами Западной Сьерра-Мадре и рекой находятся два озера: Гусман, в которое впадает река Касас-Грандес, и Санта-Мария с впадающей в него рекой того же названия. Томек прикинул, что они сейчас в горах, расположенных между реками Касас-Грандес и Санта-Мария. По прямой на юг, за рекой Кончос, притоком Рио-Браво-дель-Норте, тянулась безлюдная песчаная низменность, называемая пустыней Больсон-де-Мапими, где еще в 1598 году испанцы добывали золото и серебро в найденных ими россыпях.

Определив таким образом свое местонахождение, Томек почувствовал себя куда веселее. И все же он сознавал, что в этом естественном лабиринте каньонов и ущелий нелегко самому найти дорогу к головокружительной, крутой, высеченной в скалах тропинке.

Индейцы не спешили продолжать путь; они отдыхали, покуривая короткие глиняные трубки. И только после заката Черная Молния дал приказ двигаться дальше. Идти по этим скалам при тусклом свете мерцающих звезд было еще труднее, чем днем. Томек еле поспевал за вождем, уже не стараясь запомнить дорогу — сейчас это было невозможно.

Почти через два часа изнурительного пути они достигли крутого горного склона. На дне глубокого широкого каньона находилось убежище Черной Молнии. Просушенные на солнце и промытые дождями шкуры, покрывающие шатры, стали почти прозрачными и напоминали стенки цветных лампионов[51], внутри которых играет пламя. Благодаря этому можно было определить размеры и расположение селения. Типи образовали не то три, не то четыре концентрических окружности. В самом центре стоял большой шатер, где собирался совет старейшин племени и где, как потом узнал Томек, жил вождь Черная Молния.

На дно каньона спустились по узкой тропинке, высеченной в каменной стене. Идти по ней можно было только гуськом, по одному, что в случае нападения давало большое преимущество защитникам селения.

После спуска Черная Молния тут же повел Томека к шатру, стоявшему в центре.

Томек вошел в типи совета старейшин. Здесь Черная Молния усадил его на медвежьи шкуры, устилавшие пол помещения. Юноша сел возле горящего посредине костра, осмотрелся и побледнел, увидев среди скальпов, висевших на треножнике, несколько прядей длинных светлых волос. Женские скальпы служили прискорбным доказательством, что воины Черной Молнии нападали на поселения белых колонистов.

Различное оружие, развешанное на одной из стенок типи, явно было трофейным.

Размышления Томека прервали резкие звуки свистков. По всей вероятности, это были сигналы, созывающие старейшин племени на совет. И действительно, вскоре обширный шатер стал заполняться полунагими индейцами, украшенными орлиными перьями и ожерельями из клыков диких животных.

Томек широко раскрытыми глазами оглядывал медно-красных индейцев. Входили только молодые или средних лет воины. Единственным старцем был шаман в головном уборе из орлиных перьев и бизоньих рогов. У большинства членов совета были жезлы и костяные свистки — знаки различия младших вождей. Лица и тела индейцев были окрашены в ярко-красный цвет.

Сразу можно было заметить разницу между воинами Черной Молнии и индейцами, живущими в резервациях. Если последние вели убогий образ жизни, отражающийся прежде всего на внешнем виде, то это мятежное племя сохранило все черты былых воинов, вызывающих у молодого европейца внутренний трепет. Ни в лицах, ни в поведении их не было и тени унизительных признаков подневольной жизни.

Томек серьезно смотрел на исполненные достоинства, дикие лица воинов, которые ни малейшим движением или звуком не выдавали удивления при виде бледнолицего юноши в шатре совета старейшин. Один за другим индейцы занимали места вокруг пылающего очага; Томек считал их про себя. Когда вошел одиннадцатый воин, Черная Молния занял место справа от белого гостя.

Полным достоинства движением вождь снял с треноги мешок с калуметом. Набил табаком трубку, прикурил от уголька из костра, несколько раз затянулся, выпуская дым на четыре стороны света, и передал калумет соседу. Наконец трубка вернулась к Черной Молнии. Дрожа от нетерпения, Томек ждал, что будет дальше. Черная Молния спрятал калумет обратно в мешок, повесил его на место и только потом сказал:

— Мои братья, наверно, удивлены, что среди нас бледнолицый и что его скальп еще не украшает моего типи.

— Закон говорит: каждая бледнолицая собака, которая появится в нашем каньоне, должна погибнуть у столба пыток, — подчеркивая каждое слово, решительно сказал молодой индеец с костяным жезлом.

— Палящий Луч сказал правду, — подтвердил Черная Молния. — Но этот бледнолицый — мой брат Нахтах Нийеззи, которому я поклялся в вечной дружбе. Благодаря ему напрасным оказалось вероломство Многогривого.