Томминокеры

День, когда Хиллман Браун исполнил свой самый впечатляющий – нет, единственный впечатляющий фокус за всю карьеру мага-любителя, пришелся на воскресенье семнадцатого июля. Оставалась ровно неделя до того, как городская ратуша взлетела на воздух.

То, что раньше Хиллману не удавались по-настоящему эффектные трюки, неудивительно. Как-никак ему было всего десять лет.

В качестве имени мать дала сыну свою девичью фамилию (ее предки жили в Хейвене еще в ту пору, когда он был Монтгомери), которую почему-то захотела сохранить таким образом, хотя ничуть не жалела о том, что сделалась Мэри Браун: замуж-то по любви выходила! Брайан не возражал. Уже через неделю пребывания в доме новорожденный стал для всех просто «Хилли».

Мальчик рос нервным. Эв, отец Мэри, говорил, что парень – просто чемпион по нервничанию и всю жизнь проведет, вздрагивая. Не сказать чтобы Брайану и Мэри понравилась эта новость; впрочем, уже через год она перестала быть новостью и превратилась в обычный факт. Некоторые дети успокаиваются, раскачиваясь в люльке или посасывая большой палец. Хилли сосал сразу оба (в то же самое время раскачиваясь без передышки и почти всегда заливаясь сердитым плачем) – так сильно, что к восьми месяцам заработал болезненные волдыри на обеих подушечках.

– Теперь-то он остановится, – уверенно заявил доктор Лестер, осмотрев эти жуткие язвочки… от которых Мэри плакала больше, чем если бы они были ее собственными.

Но Хилли не остановился. Нужда в утешении явно пересиливала любую боль в пальцах. В конце концов на месте волдырей образовались жесткие мозоли.

– Этот всю жизнь будет дергаться, – пророчествовал дедушка всякий раз, когда его спрашивали (и даже если не спрашивали; к шестидесяти трем Эв Хиллман сделался болтлив до неприличия). – Чемпион по нервничанью, ага! Ух и задаст он жару мамке с папкой, наш Хилли.

И тот задавал.

Вдоль подъездной дорожки Браунов, по настоянию Мэри, Брайан врыл пеньки, на которых она разместила двенадцать горшков с разными видами цветущих растений. Так вот, однажды, в возрасте трех лет, Хилли выбрался из колыбельки во время «тихого часа» («Почему я должен спать днем?» – спросил он, и утомленная мать ответила: «Потому что мне нужен отдых»), протиснулся через приоткрытое окошко и посшибал все горшки на землю. Увидев, что натворил ее сын, Мэри безутешно разрыдалась – так же, как когда-то над волдырями на его пальчиках. Хилли тоже разразился слезами (не вынимая обоих больших пальцев изо рта). Он ведь опрокинул горшки не со зла, просто из любопытства: а что из этого выйдет?

«Да, сынок, с тобой не соскучишься», – только и сказал тогда отец. Он еще много раз повторял эту фразу вплоть до воскресенья семнадцатого июля 1988 года.

Когда Хилли было пять, он забрался в санки, скатился вниз по наклонной подъездной дорожке, покрытой декабрьским льдом и выходящей, естественно, на проезжую часть. Мальчику даже в голову не пришло (как он объяснял потом помертвевшей от испуга матери), что кто-нибудь может появиться в это время на Дерри-роуд. Хилли просто заметил сверкающий лед и подумал: вот было бы здорово скатиться по подъездной дорожке! Интересно, быстро ли помчит его снегокат? Мэри через окошко увидела сына, увидела тяжелую автоцистерну – и закричала так громко, что следующие два дня могла разговаривать только шепотом. Вечером, вся дрожа в объятиях мужа, она расскажет, как у нее перед глазами отчетливо встала могильная плита с надписью: «Хиллман Ричард Браун, 1978–1983. Ты покинул нас слишком рано».

– Хиииллииииииии!

Реактивный самолет при взлете не мог бы наделать больше шума. Мальчик резко обернулся и грохнулся с санок перед самой обочиной. Дорожка была заасфальтирована, ледок оказался предательски тонким, а Хилли никогда не отличался везением, которое добрый боженька часто ниспосылает шустрым детям, – он не умел аккуратно падать. Мальчик сломал себе левую руку и так сильно ударился лбом, что потерял сознание.

Между тем снегокат стрелой вылетел на дорогу. Водитель автоцистерны «Уэббер фьюэл» среагировал мгновенно, не успев даже осознать, что санки пусты. От резкого поворота руля бензовоз красиво, с грацией слоних-балерин из диснеевского мультфильма «Фантазия», вписался в сугроб на обочине, прорезал его и угодил в канаву, опасно завалившись на бок. Не прошло и пяти минут, как водитель с грехом пополам выбрался через пассажирскую дверь и бросился к Мэри Браун, оставив опрокинутую цистерну лежать подобно поваленному древним охотником мастодонту и орошать заиндевелую траву драгоценным топливом изо всех трех люков. Мэри бежала вдоль трассы с потерявшим сознание малышом на руках и кричала. От горя у нее в голове помутилось. Мать была точно уверена, что Хилли попал под колеса, хотя только что у нее на глазах он вывалился из санок, еще не достигнув проезжей части.

– Умер? – воскликнул водитель с округлившимися от ужаса глазами. Лицо у него побелело, волосы чуть не стояли дыбом, а по брюкам возле промежности расползалось темное пятно. – Матерь Божья! Леди, он умер?