Тогда он пришел домой поздно. Жена с ним, по известной причине, не разговаривала. Уже в который раз за последний месяц ему пришлось уснуть в мрачном настроении, как вдруг, без десяти минут три, позвонили в дверь.
К соседям прошли люди в белых халатах, а на открывшего дверь Ананьева смотрел молодой милиционер.
— Сержант Палеев, — представился милиционер. — Извините за беспокойство. Не могли бы вы оказать нам кое-какое содействие. У ваших соседей произошел несчастный случай и требуется помощь психолога. Наш штатный специалист еще очень неопытен, можно сказать, только вчера со студенческой скамьи и не может добыть для нас необходимой информации. Если вы откажетесь, это полностью ваше право, но жильцы подъезда вас очень рекомендовали, да и пацана жаль, если мы его будем «мучить»…
— Пацана? — лишь спросил Ананьев, поправляя брюки и сдергивая с вешалки пиджак.
— Это соседский парнишка, Андрей, из 103-ей квартиры, был обнаружен его матерью.
— Что с ним?
— Он совершил попытку самоубийства. Из предсмертной…
Ананьев зыркнул на сержанта.
— Извините за неточность, — поправился милиционер. — Из записки, оставленной до совершения акта самоубийства, неясно, по какой причине действие совершалось. Это мы и просим вас выяснить. Информация необходима для протокола…
Ананьев его уже не слушал, он быстро прошел в соседскую квартиру.
В прихожей, на банкетке, возле разорванного телефонного справочника, с телефоном на коленях и закрыв лицо ладонями, сидела, подвывая, мать Андрея. Отца, по-видимому, не было дома. Ананьев знал, что тот, — бывший учитель истории, в прошлом уважаемый человек, семь лет назад, ни с того ни с сего, вдруг фанатично ударился в религию и примкнул к какой-то новоиспеченной церкви, которые в простонародье обычно называют сектами. Бросив работу, он, с тех пор, зарабатывал деньги продажей религиозной литературы, да посещал нелегальные проповеди — вот и все его занятия. Вполне возможно, что тот и сейчас был на одном из этих сектантских сборищ.
В комнате царила уютная обстановка, если не считать привязанный к дверному косяку моток бельевой веревки, затянутый в импровизированную петлю, а так же опрокинутый табурет.
Андрея, лежащего на кровати, прослушивал в стетоскоп врач, по-видимому, приехавший на скорой. Подле врача, в изголовье ложа, нервно загибая пальцы, сидела девушка в курточке с нашивкой «МВД».
— Вы психолог? — спросил Ананьев девушку.
Та кивнула.
— Спрашивали его из этого положения?
— Да, — ответила она.
Ананьев покачал головой.
— В такой ситуации необходимо сидеть напротив клиента.
Ананьев обернулся к врачу.
— Я могу поговорить с парнем?
Врач вынул из ушей стетоскоп, поднялся с края кровати и, взяв одной рукой Ананьева за плечо, тихо-тихо произнес ему на ухо:
— Говорите, только не долго. Парень слишком много времени проболтался в петле, нарушена связь головного и спинного мозга. Боюсь, он уже никогда не сможет ходить. Другие функции, в том числе и функция речи, быстро угасают, сказалось кислородное голодание, необходимо срочное медикаментозное лечение.
Ананьев кивнул и занял место врача.
— Андрей, ты меня слышишь? Это я, Борис Михайлович.
Парнишка открыл глаза. Зрачки его были расширены, белки глаз налились кровью, из-за чего взгляд стал какой-то неестественный, вампирический.
— Здравствуйте, Борис Михайлович, — еле слышно произнес он и улыбнулся.
Сейчас парнишке было между 17-тью и 18-тью годами. Таким образом, получалось, что уже, без малого, половину его сознательной жизни находившийся рядом с ним отец сходил с ума, превращаясь из доброго, уступчивого человека в жестокого тирана. Ананьев с женой часто слышали через стену, как тот, не обращая внимания на плач жены, устраивает в квартире разнос, причем не пьяным, а просто из-за того, что кто-то сделал иначе, нежели приказывал он. Обычно все заканчивалось его криками о необходимости держать их в узде, дабы они не поддались искушению грехов.
Андрею поручалось очень многое, равно как и существовал целый список того, что запрещалось, а запрещалось практически все самое важное для парня его лет: смотреть «окно дьявола» — телевизор, возвращаться домой позднее десяти вечера, приводить друзей домой, носить современные вещи, курить — никогда в жизни, выпить — получить ремнем такое количество горячих, что после этого и воду пить не захочется. В то же время Андрею полагалось вставать в 6 часов утра, делать хозяйственные дела, потом заниматься учебой. В субботу и воскресенье он должен был сходить в какой-нибудь музей или на выставку (а ему так хотелось в кино, хотя бы в кино, о дискотеке он и не мечтал) или еще куда-нибудь наподобие, после чего отец ждал от него шестистраничное сочинение на тему «Как я провел выходные». Кое-что из этого Ананьев узнал со слов самого Андрея, а кое-что рассказали соседи.