— Дальше было хуже. Отец спросил меня, чувствую ли я, как благоволит ко мне судьба. Я ответил, что нет. Сначала он вроде принял это за шутку и всего лишь пожурил меня: мол, не хорошо в такие годы веру терять, вера — не девка, другую не найдешь. А я тогда не выдержал и сказал ему все. Где они, говорю, девки-то? У меня и времени не было с ними встречаться. С детства жил, как в монастыре. Не хочу больше, — крикнул, — этого монашества. Хочу, как все мои знакомые, джинсы носить, а не бесформенные штаны, друзей домой приглашать, компьютер с ди-ви-ди ромом хочу, а не культ-походы в музеи. Он тогда аж в лице переменился и посерел весь. Вон! Заорал. Катись, мол, ублюдок, дармоед. Пришлось уйти. Пошел, помню, тогда в сарай, взял мотоцикл, пока отец не увидел. Спасибо маме, она знала, что мне очень хочется мотоцикл, и что я даже тайком права получил. Месяц назад у меня был день рождения, и она подарила мне ключи. Сначала я не понял, ведь на курсах водил мотоцикл, который ногой заводился. А это была подержанная, очень подержанная, но «Ямаха», со стартером, прямо как у машины. Мама, наверное, целый год собирала на нее, отец уж точно денег не добавил. Сел я на мотоцикл и захотелось мне уехать. Далеко-далеко, куда-нибудь на дальний восток, где меня никто не знает… Поехал и через пару кварталов встретил, точнее увидел, бывшего одноклассника — Женьку, с которым этим летом школу заканчивали и остановился возле него. Не сказать, что мы друзья, но хорошие знакомые, — точно. Он спросил, чего я такой кислый, а когда услышал мое объяснение, сразу предложил съездить на рыбалку, с ночевкой. Я согласился, — мой мотоцикл и бензин, его — экипировка и продукты. Мы поехали к его дому. Он все хвалил, как у моего мотоцикла глушители тихо работают. Дальше, я должен был подняться к нему на 7-ой этаж, достать из стенного шкафа палатку и снести ее вниз, а он захватывал все остальное — удочки, наживку, хлеб, спички, котелок, еще что-то. Женька записку оставил для родителей, где будет, я тоже маме позвонил с его домашнего, объяснил куда отправляюсь и почему. Она, конечно, нашей ссоре с отцом и грядущим впереди скандалам не обрадовалась, но поняла — выхода нет, придется меня отпустить, иначе только хуже будет. Спускаемся, а Женька и говорит: поехал кто-то, по улице, на мотоцикле, глушаки тихо работают, прямо как на твоей «Ямахе». Вышли из подъезда, а мотоцикла нет, видно это мои глушаки и были…
— Ты случайно оставил ключи в замке зажигания?
— Нет, видно этому человеку ключи не понадобились. Я так и бросил вещи на тротуар. Мне показалось, что вместе с мотоциклом кто-то украл мою свободу…
Андрей взглянул на Ананьева, как бы ища поддержки.
— Я понимаю тебя, — отозвался Ананьев.
— Маму жалко, — парнишка закусил губу. — Не думал я, что она так рано с работы вернется. Ведь мама диспетчером в такси работает. Сегодня должна была ночь дежурить. Видно, опять какая-нибудь сменщица упросила ее отдать полсмены, чтобы потом наоборот поменяться. Они часто так делают — у кого ребенок болеет, у кого еще чего стрясется. Мама никогда никому не отказывала, она такая добрая.
От переживаний и разговора Андрей явно устал.
— Все понятно Андрюша, — проговорил Ананьев. — Теперь все ясно. Поспи, тебе необходимо отдохнуть.
Андрей закрыл глаза.
— Спасибо Борис Михайлович, — сказал он. — Мне очень хотелось сейчас выговориться, только было некому.
Тело Андрея обмякло и на мгновенье Ананьеву показалось, что парнишка умер. Лишь наклонившись вперед, он смог различить, что тот дышит.
Ананьев осторожно, почти на цыпочках вышел из комнаты, увлекая за собой девушку в куртке с нашивкой.
В прихожей он жестом подозвал к себе милиционера и врача.
— Вы дали ему успокоительное? — спросил он доктора. — Пусть за ним кто-то последит.
Врач кивнул и сделал знак медсестре, та быстро скользнула в комнату.
— Все просто и обыденно, — продолжал Ананьев. — Парнишка перенес сильный стресс, вызванный его личными неприятностями, который и стал причиной попытки самоубийства. Прошу принять к сведению, сержант.
— Стресс? — переспросил милиционер.
— Стресс, так и запишите в протоколе, — почти, что по слогам проговорил Ананьев. — Остальное вам сообщит ваша сотрудница из психологической службы. Она слышала весь разговор.
Женщина на банкетке, — мать Андрея, перестала выть и теперь всего на всего плакала, расспрашивая врача о том, насколько серьезно пострадал сын, в какую больницу они его сейчас повезут, и, утверждая, что она поедет с ними.
— Если позволите, я бы хотел удалиться. Похоже, больше ничем не могу быть здесь полезен.
— Да, да, — согласился милиционер, отступая в сторону и пропуская Ананьева. — Благодарим вас за помощь.