Тонкая красная линия

Самым левофланговым сейчас в группе был Уитт. Он полз следом за Верзилой. Этот не утруждал себя рассуждениями, только сплюнул да голову поглубже втянул в плечи, стиснув зубы. Он знал (и это крепко сидело в его башке), что забрался в эти края не для того, чтобы разводить всякую трехгрошовую героику во славу Вест-Пойнта и его питомцев, а потому, что считал себя настоящим героем и отличным солдатом, а также еще и потому, что его родная третья рота отчаянно нуждалась сегодня в нем. Так что всяким Гэффам вовсе ни к чему тратить на него свое красноречие, и без него все ясно и понятно.

Постепенно, по мере того как они ползли все дальше и дальше, из-за края скалы стал показываться угол японского блиндажа. Он был метрах в пятидесяти впереди них и немного пониже.

Правофланговым группы полз Джон Белл. Он был в этот момент единственным, кто не думал ни о Гэффе, ни о его словах, — в тот самый миг, как капитан произнес свою бессмертную сентенцию, Белл признал ее абсолютной чушью и тут же напрочь выбросил из головы. Он обдумывал сейчас более существенную проблему — какими все же бывают на вид мужья-рогоносцы. Если бы кто-то спросил его, почему эта мысль вдруг пришла сейчас ему в голову, он вряд ли дал бы вразумительный ответ. Но она втемяшилась в голову, и не было никаких сил избавиться от нее. Размышляя над этим, Белл пришел к выводу, что на этот вопрос существуют, по крайней мере, четыре ответа. Вернее, здесь возможны четыре ситуации: маленький, жалкий муж бьет здорового, грозного на вид любовника; здоровый и грозный на вид любовник лупцует маленького, жалкого мужа; маленький, жалкий муж избивает здоровую, грубую жену и, наконец, здоровая, грубая, жена бьет маленького, жалкого мужа. Характерно, что во всех четырех вариантах он видел лишь одного постоянного персонажа — маленького, жалкого мужа. Как ни странно, но первой же ассоциацией со словом «рогоносец» в его сознании был этакий вот маленький, жалкий человечек. Разумеется, он понимал, что среди рогоносцев всех времен было немало здоровых и сильных мужчин. Сомнений в этом у него не было. Да только как там ни крути, а эмоциональная сторона проблемы никак не желает мириться с этой реальностью. И все потому, что эмоциональная сторона неизменно имеет определенную юмористическую окраску. Создав такую теорию, Белл сразу же постарался представить себя в каждой из четырех сложившихся в его сознании ситуаций. Оказалось, что в любой из них ему было бы крайне больно и неуютно. Едва эта мысль пришла ему в голову, как он тут же, на этой заросшей травой седловине, что тянулась вдоль безымянной высоты на далеком Гуадалканале, пробираясь ползком куда-то в неизвестность, вдруг понял, что он действительно рогоносец. Что его любимая жена Марта уже изменила ему и сейчас обнимает и ласкает кого-то чужого. Да и чего еще ждать иного, на что еще можно рассчитывать? Ему показалось, что эта мысль давно уже созрела в его мозгу, но только крутилась все это время где-то в сторонке, на боковых извилинах, и он не разрешал ей овладеть сознанием, гнал прочь. До тех пор, пока…

Интересно, с одним мужчиной крутит она или с несколькими? И что в данной ситуации благоприятнее для него? Если с одним, так это, надо думать, серьезное увлечение, настоящая любовная интрига. А коли их несколько, так тут скорее пахнет просто неразборчивостью, даже распущенностью. Что же он станет делать, когда вернется домой? Изобьет ее? Или из дома выгонит? А может, лучше самому уйти? Или вот еще — сунуть гранату в это отвратительное ложе разврата, на котором она валяется…

Тем временем впереди уже совсем отчетливо стал виден японский блиндаж, до его правого, ближнего к ним угла оставалось не более двадцати — двадцати пяти метров. Да и по высоте они почти уже были на его уровне. В этот момент они и были обнаружены японцами.

Пятеро истощенных донельзя, грязных солдат, будто чертики из коробки, один за другим выскочили из глубокого окопа. В руках у каждого были какие-то темные штуки, которые они тут же стали швырять в ползущих американцев. К счастью, взорвалась лишь одна граната из пяти. Она упала почти рядом с Дейлом, но тот быстро кувыркнулся в сторону, вжался, как мог, в землю, закрыв лицо руками. Осколки просвистели где-то рядом, в ушах так и зазвенело.

— Бросай гранаты! — заорал Гэфф. — Бросай скорее!

Будто по команде, они разом метнули свои шесть гранат. Прямо в японцев, в блиндаж. Пятеро солдат, выскочившие из окопа, метнулись назад. Но в момент взрыва оттуда на свою погибель выскочило еще двое. Они тоже были с гранатами в руках, да только бросить их не успели. Одна американская граната упала под ноги первому из них, и вся сила взрыва пришлась в него. Осколками был сражен и второй солдат.

Японец лежал с оторванной напрочь ногой. Он было попытался сесть, даже хотел бросить гранату, но Долл застрелил его в упор. Солдат упал навзничь, в руке шипела граната. Она не взорвалась.

— А ну еще раз! — снова заорал Гэфф. — Бросай гранаты!