Алёшка на секунду замешкался. Он не был говоруном. Ни на одном застолье не тостовал – разве что совсем когда свои, когда совсем-совсем родные, когда домашние – тогда он чувствовал себя тем самым маленьким мальчиком, который уводил лодку по неизвестным протокам Сувалды. Но хотелось сказать от души – очень уж смотрела на него Евгения… Владимировна, да.
– Друзья, – голос его скрипнул, но зазвучал глубже. – Друзья! Да, друзья. Самое ценное, что есть в этой жизни, – это новые люди. Хорошие люди. Настоящие люди. На Земле столько людей-человеков, мы проходим мимо, проезжаем на поездах, пролетаем в небе – всё мимо, мимо, на бегу, в суете, некогда даже посмотреть глаза в глаза, где уж услышать, понять, принять. И я очень рад, что здесь, сегодня, на нашем маленьком празднике, я вижу новые, прекрасные лица. Я очень надеюсь, что сегодня мы станем – уже стали – богаче. Богаче – новыми людьми. Новыми друзьями! За вас, друзья!
Зазвенели чарки. Зашумели голоса. Мышкин как-то сразу почувствовал, каким взглядом впилась
– Ну, ты загнул, начпрод! Ты ещё тут про ценность анабиоза расскажи, а-ха-ха! Знаете, Женя, наш Алексей просто набит всякими рассказами, как начнёт занудничать – не остановить. Ну, Вася, давай, не спи, обнови – видишь, у Вероники, да… Красный! Ну что ты красный такой? У Маши тарелка пустая. Сонечка, давайте я за вами поухаживаю. Хорошо, хорошо. Женечка, вам? Может, ещё салат? А селёдочку? Ну, давайте тогда я вам ананас порежу. Вкусно. Ананас вкусный, афродизиак, знаете. Сегодня ночь волшебная. Настоящий новый год, вы же знаете, не декретный. Давайте, Женя. Ну же? Вот и хорошо. Давайте выпьем за волшебство! За волшебство предстоящей ночи, да, Женя? Проводим старый Новый год! Ур-р-ра!
– А я хотела бы услышать про анабиоз, – Евгения Владимировна поставила чарку на стол, незаметно стряхивая с плеча потную руку Вовочки, который, уже на грани истерики, пытался сделать вид, что не понимает смысла этого её движения. – Вот все говорят и говорят об анабиозе, недавно в «Технике молодёжи» писали, а я толком не понимаю. Для меня это китайская грамота.
– Так где же изучать китайскую грамоту, как не на китайской границе? – хохотнул Мыш. – Вот скажи, Красный, ты что-нибудь понимаешь, как заморозить самое… ценное? А? А вот наш начпрод знает. Да, физик?
Дважды прозвучало это «начпрод». Это было как-то слишком. Так старшеклассники младшим «смазь» делают – проводят потной рукой по лицу. Вовочка не понимал, что Алёша был немножко совсем не городской мальчик. Филиппов глянул серыми глазами, моргнул пушистыми длинными ресницами – и «жидёныш» Эл улыбнулся Крупнокалиберному Мышу:
– Да, Володя. Ну, смотри. Ты, конечно же, слышал о Роберте Эттинджере? Ну, недавно вышла его книжка о крионике. Читал? Он пишет, что замораживать нужно всех, кто надеется получить спасение от неизлечимой болезни – и тех, кто уже мёртвые. Потому что смерть… Извините, девушки, за такое мрачное начало. Смерть – это не лампочку выключить, это длительный процесс остановки разных химических реакций в организме, метаболизм называется. Если человек умер и врачи это подтвердили – то, что называется смертью мозга, то биохимические процессы в теле ещё продолжаются. Вот на этой грани если удержать человека, остановить метаболизм, то есть надежда, что через несколько десятков лет, при коммунизме, когда медицина сделает рывок, тогда можно человека будет оттаять, вылечить, оживить. Такой пациент получит возможность жить. Главное – вылечить.
– А сейчас-то что для этого нужно? Положить умершего комсомольца или члена партии в холодильник? Пусть лежит себе, ждёт коммунизма? Пока другие за него коммунизм строят?
– Ты не понимаешь, Володя. При чём тут – кто что за кого делает? Вопрос даже не в том, чтобы заморозить космонавта перед полётом к другой звезде, заморозить на несколько сот лет, и даже не в том, чтобы положить тело в холодильник. Речь идет даже не о технологиях – как сделать так, чтобы не повредить самые тонкие структуры тела человека – структуру клеток, нейроны, всё-всё. Понимаешь, вопрос, прежде всего, этический. Вопрос в том, что может дать наше общество, наша цивилизация, какую надежду может дать каждому, слышишь, каждому члену общества. Ты, что, сомневаешься в том, что совсем скоро медицина будет творить чудеса, не доступные нынешней медицине? Да люди будут выращивать руки-ноги-органы человека из его же клеток. Очеретня, представляешь? У ребёнка больное сердце. Неизлечимая патология. Но ведь неизлечимая – всего лишь сейчас. А ведь через лет десять-двадцать ему смогут вырастить из клеток его же сердца – новое. Пересадят новенькое – и будет жить. Представляешь? Спасти ребёнка. Надо только дождаться, пока медики научатся это делать. Но ведь никто не сидит на месте – постоянно работают лаборатории, лучшие умы бьются над этим – и сделают! Надо только сохранить человека до этого времени. Эскулап! Андрей, ну, скажи, ведь медицина…