Читаем Тонкая зелёная линия полностью

– Алексей! Скажите, – вдруг подала голос Софья Яновна. Она так незаметно молчала, что все даже как будто проснулись и посмотрели на неё. Соня неожиданно густо покраснела. – Скажите, Алексей, а вы верите в бессмертие души? – она быстро поправила воротник своей лучшей блузки, выглаженной со всей провинциальной тщательностью.

Эл уже ничему не удивлялся. Отмахать-отробинзонить за день больше тридцати километров по морозу, выпить водки натощак, снова вспомнить, кто ты по-настоящему есть на белом свете, вдохнуть запах чужого уюта и неожиданной, незаконной, недозволенной – и такой возможной женской ласки – да что его могло в тот вечер сдержать?

– Почему – «бессмертие души». Человек. Человек бессмертен. Мы – бессмертны. И безо всякой техники. Уже сейчас.

– Э! Эй! Эй, Очеретня! Вероника! Так, Красный, оторвись от Маши, слушай, что наш начпрод говорит! Ну-ка, ну-ка, Филиппов, повтори. «Человек – бессмертен»? Бессмертен – сейчас?

– Да.

За столом затихли. Алёшка спокойно улыбался Сонечке, которая даже краснеть перестала. Он кожей чувствовал каждое движение Евгении Владимировны, чувствовал красивую женщину за два метра от себя и наливался мужской силой. Давно он так сильно не возбуждался. Что только с мужчинами делает близость незнакомой женщины…

– Ну-ка, Филиппов, скажи, скажи. Ты у нас в бессмертие веришь?

– Не верю – знаю.

– Да как же?

– Да просто, Вова. Вот скажи, например, Ломоносов. Да-да, Михайло Васильевич. Знаешь такого? Он что, сейчас рядом с нами? Жил бы он, скажем, в Свердловске или Омске, гремел бы на всю страну своими изобретениями и открытиями, даже если бы наш современник, знал бы ты, что он живой? Ну нет же. Тебе о нём бы другие люди рассказали. Или по телевидению показали. Вообще, если человек не нос-в-нос – он для нас живой ровно потому, что о нём нам рассказали. Ты маму часто видишь, Вова?

– Нет. Раз в год.

– Но она же для тебя живая? А для меня мой дед, которого я никогда не видел, он – живой. В моей памяти. Понимаешь, мне отец так о нём рассказал. Вот Женя правильно говорит – важно, как и что рассказать. Не просто рассказать. Передать. Передать что-то такое, что важнее любых архивных или музейных подробностей. Это пусть историки хранят на своих магнитных лентах рассказы обо всём. А люди друг другу передают не просто память о других людях, люди любовь передают. Понимаешь? Любишь ты свою бабушку, передашь своим внукам любовь к ней – вот и.

– Вот как? Ну что, за бабушек и дедушек наших? – Вовочка поднял чарку. – Ребят, давайте за родителей наших. Со старым Новым годом нас – их! Сколько там осталось? Ох ты ж господи! Зануда ты, Алёшка, зануда! Пять минут до Нового года! А ты о бессмертии заболтал всех! Слишком ты умный, Алёшка. Вероника! Ника, позовите ребят, пожалуйста. Хорош им курить, замёрзнут. Алёшка, где там шампанское? Женя! Женечка, прекрасная Женя, и где вы только достали такие прекрасные фужеры? Ребята! Ребята, давайте быстрее к столу! Ну, быстрее! Не пугайтесь, девочки! А! А? Видали?! Мастерство не пропьёшь! Сонечка, ваш фужер. Алёшка! Давай. Вася, Андрей. Ника, вы прекрасны. Машенька! Ну, ребята, кто скажет?

– Я скажу, – Евгения Владимировна встала, подняла бокал с шампанским. – Ребята! Друзья. Несколько секунд. Я загадаю. Пусть все из нас загадают то, о чём мечтают, что вам снится. Что даже не мечтается. Пусть в новом году всё-всё сбудется, всё самое лучшее! Ну? Не бойтесь мечтать! Мечта – это настоящее чудо, чудо, которое мы делаем! За мечту!

– А я вот тоже побуду волшебником, прекрасная фея Женечка. Алаверды! Алаверды! Расскажу о мечтах, пока есть несколько секунд. У вас, Женечка, будет прекрасная любовь. Да-да, не смотрите так. У Красного… Андрюшка! У тебя – тоже. Да-да, Машенька. А вот у Васи… Вася дембельнётся! Ах-ха-ха! И Алёша – тоже дембельнётся, назад вернётся. И ещё, скажем, у Алёши нашего скоро ребёнок родится! – окончательно взревновавший Мышкин безупречно «сдал» Филиппова. – За новую жизнь, Алёша! Вот! Ну, с наступающим? Считаем!

Воробейкина, побледнев, улыбнулась сероглазому Алёше, словно падая с обрыва. Но вокруг зашумели:

– Пять! Четыре! Три! Два!! Один!!! С Новым годом! С Новым годом! С новым счастьем! Ур-р-ра-а-а! Ур-р-р-а!..

7

И были танцы. И были взгляды в душу. И разговоры, разговоры, которыми люди друг друга узнают. Или прячутся друг от друга. Все они были так молоды, красивы, сильны. Так доверчивы. Растворялось время, которого нет, кружились над ними звёзды, гудела большая планета, торопясь повернуть очень Дальний Восток навстречу Солнцу.

Мыш сделал своё дело, Мыш мог бы уйти. Но он тихо и мирно напился и спал на стульях под чьим-то полушубком. Очеретня и Красный пошли провожать девушек.

Алёшка стоял перед Женей.

Не было сил сказать ни единого слова. Всё было понятно. Будто вспомнился забытый сон. Когда падаешь вверх, разноцветно головокружась.

Женя положила тёплую ладонь на его грудь и испугалась, как сильно гремело сердце. Она закусила губу, заглянула в его такие печальные глаза. Пушистые длинные ресницы. Такой серьёзный. Такой родной. Так не бывает – чтобы вот настолько родной.

Перейти на страницу:

Все книги серии Идеалисты

Индейцы и школьники
Индейцы и школьники

Трилогия Дмитрия Конаныхина «Индейцы и школьники», «Студенты и совсем взрослые люди» и «Тонкая зелёная линия» – это продолжение романа «Деды и прадеды», получившего Горьковскую литературную премию 2016 года в номинации «За связь поколений и развитие традиций русского эпического романа». Начало трилогии – роман «Индейцы и школьники» о послевоенных забавах, о поведении детей и их отношении к родным и сверстникам. Яркие сны, первая любовь, школьные баталии, сбитые коленки и буйные игры – образ счастливого детства, тогда как битвы «улица на улицу», блатные повадки, смертельная вражда – атрибуты непростого времени начала 50-х годов. Читатель глазами «индейцев» и школьников поглощён сюжетом, переживает и проживает жизнь героев книги.Содержит нецензурную брань.

Дмитрий Конаныхин

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Последний
Последний

Молодая студентка Ривер Уиллоу приезжает на Рождество повидаться с семьей в родной город Лоренс, штат Канзас. По дороге к дому она оказывается свидетельницей аварии: незнакомого ей мужчину сбивает автомобиль, едва не задев при этом ее саму. Оправившись от испуга, девушка подоспевает к пострадавшему в надежде помочь ему дождаться скорой помощи. В суматохе Ривер не успевает понять, что произошло, однако после этой встрече на ее руке остается странный след: два прокола, напоминающие змеиный укус. В попытке разобраться в происходящем Ривер обращается к своему давнему школьному другу и постепенно понимает, что волею случая оказывается втянута в давнее противостояние, длящееся уже более сотни лет…

Алексей Кумелев , Алла Гореликова , Игорь Байкалов , Катя Дорохова , Эрика Стим

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Разное
Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза
Ад
Ад

Где же ангел-хранитель семьи Романовых, оберегавший их долгие годы от всяческих бед и несчастий? Все, что так тщательно выстраивалось годами, в одночасье рухнуло, как карточный домик. Ушли близкие люди, за сыном охотятся явные уголовники, и он скрывается неизвестно где, совсем чужой стала дочь. Горечь и отчаяние поселились в душах Родислава и Любы. Ложь, годами разъедавшая их семейный уклад, окончательно победила: они оказались на руинах собственной, казавшейся такой счастливой и гармоничной жизни. И никакие внешние — такие никчемные! — признаки успеха и благополучия не могут их утешить. Что они могут противопоставить жесткой и неприятной правде о самих себе? Опять какую-нибудь утешающую ложь? Но они больше не хотят и не могут прятаться от самих себя, продолжать своими руками превращать жизнь в настоящий ад. И все же вопреки всем внешним обстоятельствам они всегда любили друг друга, и неужели это не поможет им преодолеть любые, даже самые трагические испытания?

Александра Маринина

Современная русская и зарубежная проза