Тонкая зелёная линия

– Крупный ребёнок. Хорошая мама. Вот, возьмите ещё таблетку. Да-да, запивайте. Так, опустите спинку кресла.

– Мне… Мне не разрешают.

– Что значит – «не разрешают»?! Кто?! Женщина, как вам не стыдно! Товарищ бортпроводник! Подите сюда. Товарищ бортпроводник, меня слушайте! Немедленно… Замолчите вы, вздорная скандалистка! Товарищ бортпроводник, немедленно обеспечьте нормальное положение беременной. Да. Вот так. А вы потерпите. Тем более что вам ничто не мешает. Да, я – врач! В вашем возрасте вам не мешало бы проверить кровь на сахар и сесть на диету. Нет, диету от скверного характера ещё не придумали. Помолчите!

– Она рожает?! Она здесь рожает?! Слушай, не рожай, пожалуйста!

Молоденький бортпроводник бледнел из-за спины пухлощёкого лысоватого парня, совершенно неожиданно ставшего главным героем мизансцены. Зося смочила ладонь водой и провела по лицу. Полегчало. Ребёнок уснул. Устал толкаться. Она сама устала. Устала донельзя. Переоценила силы, да. Сколько она в дороге? Это же с разницей во времени. Встала в пять, пока на поезде до Хабаровска, пока самолёт.

– Так, Зося Филиппова, дайте ещё раз руку. Пульс лучше. Вы в Ленинграде в какой консультации наблюдаетесь? Первая беременность?

– Пе. Вторая. Товарищ врач. В Биробиджанской. Я лечу из Хабаровска.

– Погодите. Вы что себе думаете?! – смешные бровки врача прыгнули, как у клоуна. – Вы сколько часов в дороге? Вы где-нибудь отдыхали? Вы с ума сошли, Зося ой-Филиппова?!

– Я домой лечу. В Киев. К маме и папе. Это рядом с Киевом. Всё хорошо, не волнуйтесь. Не волнуйтесь, я потерплю. Мне уже легче. Мне легче, спасибо. Я не хочу никого беспокоить.

– Она не будет рожать?!

– Да замолчите вы! Видите – молодая женщина терпит, а вы тут дёргаетесь. Тихо! Не будет ваша пассажирка рожать. Сейчас не будет. Но может.

– Что?!

– Цыц! Всё! Займитесь своей работой. По-жа-луй-ста. Так. Зося, постарайтесь уснуть. Ещё лететь часа полтора. Вас кто-нибудь встречает?

– Нет.

– Авантюристка! Какое вы имеете право так рисковать ребёнком?!

– Я думала… Думала, что…

– Выпороть бы вас. Потом. Когда родите. Так, всё хорошо. Товарищ, вы не пересядете на моё место? Ну да, видите, жизнь. Такие жизненные обстоятельства, я должен побыть рядом с пассажиркой. Двенадцать-бэ. Большое спасибо, товарищ. Ну, всё, Зося Филиппова, отдыхайте. Закрывайте глаза, дышите спокойно, ничего не бойтесь. Послушайте, вас встречают? Господи! У вас есть кто-то в Киеве, чтобы встретили? Товарищ бортпроводник! Вы сможете попросить, чтобы рейс встречала скорая?

– Ой, не надо скорую, пожалуйста, не надо. Я потерплю. Я. У меня есть тётя в Киеве. Да, тётя. Ну не сердитесь, пожалуйста, я потерплю. Не сердитесь.

Может. Там могут встретить. Вот. Ноль-сорок-четыре. Двести сорок два, четырнадцать, двадцать шесть. Двадцать шесть. Да. Сможете? Ой, спасибо вам. Спасибо большое.

– Чудесно. Хорошо, Зося ой-Филиппова. Закрывайте глаза и отдыхайте. Отдыхайте, я буду рядом. Ря-дом. Сейчас, только схожу возьму книгу и вернусь. Постарайтесь уснуть. Спать. Спать, это я вам как доктор говорю.

2

– Кузьмук! Поставь машину вон там, у лиственницы. Да. И жди. Мы с лейтенантом дальше сами пойдём. Да, вон у той. Точно. Да не гони, не гони. Уже спешить не надо. Хорошо доехали. Да-да, вот здесь. Глуши свою «шишигу», а то всю тайгу нам распугаешь. Ну, лейтенант, бери автомат, посмотрим, чему ты выучился! Кузьмук, ты потом подъезжай к распадку, мы туда дотянем сами. Костерок разведём, посидим немножко. А ты дым увидишь, время засекай и через часок подъезжай. Ну а если кабанчик тяжёлый попадётся, тогда уж лейтенант за тобой туда придёт. Да? У него ноги молодые.

– Товарищ подполковник, что вы! Ну как вы так можете такое говорить? Вы нас перебегаете. Я своей Валентине всё говорю: «Валя, наш подполковник всем салагам фору даст – перебегает!» – старшина Кузьмук Николай Федотович, беспартийный, 1938 года рождения, уроженец Краматорска, польстил подполковнику Чернышёву прямо и без прикрас, то есть артистически безупречно. – Ну, давайте, товарищ подполковник, я хоть сам и рыбак, но тесть у меня, Валентины отец, он охотник заядлый. Ружьишко, то да сё, лодочка, значит, на утку умеет. Мы с ним железно, обязательно ходим, когда в отпуск ездим. Вот, товарищ подполковник, ни пуха ни пера вам с товарищем лейтенантом, – и почтительно заметил: – А день-то какой знатный. Душа поёт!

День был действительно прозрачности и солнечности необычайной. После февральских ветродуев, сотворивших сугробы и замёты самой причудливой формы, с застругами и ямами, после плаксивой, какой-то пьяно-сырой оттепели, надоевшей всем за две недели донельзя, наступили, очевидно, последние лёгкие морозы. Небо распахнулось во всю стратосферную синеву – так что ангелов было видно. Что-то кружило очень высоко в небе. Самые умные болтали о новых «Сушках» – перехватчиках, заступивших на боевое дежурство на китайской границе, но серебряные точки скользили столь бесшумно и легко, что гораздо легче верилось в небесные чертоги, открывшиеся грешному миру.