Осенний лес как кроткий нищий,отдав земле остаток сил,не о тепле и не о пище —но о забытьи лишь просил,о том забвеньи же невнятномхолодный дождик моросил,и мир о чем-то непонятном —да и том уж не просил…
4. Пронзительная нота
Когда застывшим полувздохом облаканемеют в холоде невыплаканных синей,и парк пустой, как с многоточием строка,томит последней дорисованностью линий,когда придуманными песнями без словв аллеях тлеют лихорадочные листья,и остротой вдруг обнажившихся угловчернеет время, как под рембрандтовской кистью,когда, как женские усталые глаза,ласкает в окнах ускользающая просинь,и, как от музыки безбольная слеза,ложится на душу теперешняя осень, —тогда… душе приходит время просто – быть,и кажется, оно не может прекратиться:и ничего в нем до конца нельзя забыть,и никому в нем до конца нельзя забыться.
Эльфы и листья
В высях синих и безбрежныхэльфы маю подпевали, —и от их напевов нежныхлистья чутко оживали.В зное солнечных дорожекэльфы ловко танцевали, —и от топота их ножеклистья жажду забывали.В облаках купаясь чистыхэльфы лето провожали, —и от взглядов их лучистыхлистья слабо трепетали.В дымке ж осени холоднойэльфы грустно лишь вздыхали, —и от грусти той бесплоднойлистья тихо опадали.
В фиолетовом сияньидекораций мертвой ночилунных токов изваянье,словно черепные очи,усмехается над безднойироничней, но не чутче,чем все то, что в песне звезднойобошел молчаньем Тютчев.
3.
Кровавым гноем, желтым и потусторонним,пропитанный насквозь июньский лунный дисккатили бесы в полночь под истошный визг:«Отец, отец, дозволь – мы вниз его уроним!»Вдруг мерный бой часов и колокольный звон,заставив смолкнуть в безобразных глотках крики,в оцепеневший мир вошли и вышли вон,и как же изменились бесовские лики!Внебрачные потомки игрищ тьмы со светом,они, с собой один оставшись на один,впервые эту ночь покинули с ответом,кто же над ними настоящий господин.