Тонкий тающий след

– Спасибо, да, как-нибудь на днях обязательно зайду, – ответила Галина Дмитриевна.

– Да зачем же «на днях»? Можно прямо сегодня, сейчас, у нас как раз время ужина. – Широким театральным жестом она указала на веранду, где молчаливая Лидочка накрывала круглый стол под низко висящим кремовым абажуром.

– Нет, спасибо. – Отказ был решительным. – Мы, может быть, завтра заглянем? А сейчас и у нас ужин готов, Надя, пойдем!

Надя с мольбой взглянула на Любовь Николаевну, но та не стала настаивать:

– Конечно, конечно! Ждем вас завтра, приходите в это же время, запросто, по-соседски!

Света потихоньку показала Наде большой палец: она понимала, что после установления дипотношений между взрослыми их дружба станет только крепче.

Ужин действительно состоялся на следующий день. Галина Дмитриевна принесла к столу огромный, с целый противень, пирог с красной смородиной и была очень польщена тем, что, по общему признанию всех Зарницких, «Лидочка хоть и магистр кулинарии, но этот пирог ей не превзойти». Лидия Ильинична с этим мнением охотно согласилась, а Галина Дмитриевна, словно успокоившись простым фактом победы в необъявленном кулинарном состязании, мгновенно решила, что Наде «надо бывать» у Зарницких. Она и бывала – с наслаждением, которое потом было ее опорой во многие трудные минуты уже взрослой жизни.

Правда, с началом этой дружбы Наде стало гораздо сложнее переживать бóльшую часть года. Если лето теперь было крепко связано со Светкой и сулило бесконечную радость, то осень, зима и весна отныне тянулись бесконечно долго. Наде было мучительно осознавать, что Света совсем рядом, в Кратово, но доехать туда нереально – это вокзал, электричка, ее ни за что не отпустят одну, и, конечно, никто из взрослых не поедет с Надей за город, чтобы она могла навестить подружку. Она пыталась отпрашиваться в гости к Свете, но это удавалось редко. Обычно ей говорили, что нехорошо так сильно надоедать Зарницким и надо быть деликатнее. Зато когда Света приезжала в Москву, подружки всегда шли в театр слушать, как поет Любовь Николаевна. И это были волшебные вечера. Нарядные и взволнованные, дети во главе с одетым в строгий синий костюм Михаилом Степановичем слушали прекрасную музыку, а в антракте ели пирожные и пили лимонад, который своими пузырьками был похож на взрослое шампанское. Ни пирожные, ни лимонад не выдерживали никакого сравнения с Лидочкиными компотами и пирогами, но очарование театра и «красивой взрослой жизни» в принципе исключало возможность такого сравнения. Лидия Ильинична в таких выездах не участвовала – точнее, она иногда приезжала в Москву, ходила по врачам и наводила порядок в столичной квартире Зарницких, но на приглашения в театр всегда отвечала одинаково: «Спасибо, я лучше дома посижу, мне в театре тяжело». Почему в театре может быть тяжело, девчонки не понимали. Ну, наверно, она устает и засыпает в кресле. Привычка старой Лидочки храпеть во сне Свете и Наде казалась очень смешной и стыдной. Его и назначили причиной.

* * *

А потом Лидочки не стало, и Зарницкие перебрались в Москву. Володя поступил в девятый класс и начал ездить на подготовительные курсы, чтобы поступить на вожделенный мехмат, а Света уговорила родителей записать ее в ту же художественную школу, куда ходила Надя.

Их горячая дружба в Москве не исчезла, но, конечно, стала другой. Изменилась сама Светка: отражая перемены в жизни семьи, девочка стала более тревожной и жесткой. Бойкости своей она не утратила, но смотреть на бесшабашную подругу в строгих узких коридорах художки Наде было странновато: та вся была свобода, воздух и движение, а здесь ее природный ритм ломался и, когда Светка сердилась, казалось, рикошетил от стен. А сердилась она теперь часто.