Вдруг стало пронзительно пусто. Потому что толком-то весну 2019 года я уже и не помню. И все что, казалось, станет травматичным, совершенно спокойно ушло. Интересно, как масштабно я переживаю разные маленькие ситуации, и как легко то, что зовут люди «горем».
Впрочем, и с 2021 годом, давшим мне 2, или 3, или 4 горя, тоже что-то странное. Легкий налет отчаяния. Тяжкое – но уже не плитник.
Еще. Важное. Уныние – грех.
Очень хочется спать, но не спится. Если бы не Гумилев, день был бы абсолютно бессмысленным. Будильник на планшете. Звучит как саундтрек к фильму о вампирах, лесах и туманах. Солнце появилось на небе. Как бы его засунуть обратно в небо, чтобы оно не проявлялось. Так. Я придумала: если каждый день быть красивой, то можно будет разрезать дни. Красивые почти не грустят. Как я люблю красивые ноги. И худых людей.
Что меня интересует? Изменения, произошедшие со мной, связанные с агрессией, с нестабильностью и с появлением радикальных эмоциональных тонов. На какой срок? Речь – о временном помешательстве? Или такое состояние навсегда со мной?
Все пошло так, как не должно было бы пойти. Держись, Даша! Набор страдания номер 637747484848848488…
Книга Иова в Эрмитаже. Пророчество высшей категории.
Буду писать статус. Продержаться надо до утра. Потом поспать один час и снова продержаться. Собраться. Знать, что делать. Вести всю ситуацию.
В сценарии предлагалось ввести роль Вергилия. Я взяла эту роль на себя.
А что я хочу, если есть такое слово «тренит»[250]
, и такое выражение, как стрелять в своих же – в плитник? Что я хочу? Непонятно.Абсолютно безразличные люди. Снег.
Витя Штырь пишет:
Я сейчас сама черный куб.
Не буду писать про грусть, потому что ее убили. Она была уничтожена в одном из переулков Васильевского острова. Резко. Убита резким ударом. Тепловым, пожалуй. Что самое странное – за всю эту агрессию, боль, истерику, сложнейшие дни и часы и все, что было в последние недели, я чувствую бесконечную поддержку. И просто не понимаю, чем я ее заслужила… Хочется зарыться в одеяла и заснуть надолго. Но надо встать. Немного продержаться и остаться живой. Я разложена на отдельные куски. И удивляюсь, что еще выгляжу будто я цельный человек. Опять плачу.
Самое было бы мудрое – удалить этот дневник и перестать вас мучить…
Я лежу, смотрю на улицу или на проспект… Никуда не могу. Это состояние – смотреть в точку, лежа на боку, или на потолок. Снова приходит. Не могу заставить себя сделать рабочее, но знаю, что это неизбежно. Мне хочется пить крепкий алкоголь в очень малых количествах и как-то пытаться устоять на ногах. Хочется, чтобы как-то встряхнули – избили что-ли – или привели в чувство. Я хочу сил и чтобы немного отходило это, наступающее – резкое… Я провела последний месяц в аду, а последние две недели стали последним аккордом. И: I can`t breathe[252]
.И на этом фоне все так безрассудно, все так неистово. Прорывать грудную клетку, выкидывая содержимое на улицу старинных переулков Петрограда. Васька становится оседлой и строгой, а у меня внутри – погромы, будто начался ХХ век и вся революция развивается внутри меня. Черные дни души, чувствую плитник и нелегко дышать. Говорят, от напряжения бывает такое, но я же знаю, что я бессмертная. Ведь душа такова.
И если идти дальше – то только уверенным шагом, а если сорвется – ползти. Но и дальше, и дальше, и дальше, пожалуйста, не предай.
Знала ли я, что однажды я узнаю. Что такое принимать в себе страдания. А не вырисовывать их искусственно? Нет.
Еще важное: друзья, у меня пост-травматический синдром. В рамках него я ищу себе стрессы большего калибра. И стараюсь сделать их сильнее. Будьте со мной осторожны, я могу быть резкой, агрессивной. Но мне нужны острые эмоции. Так что перебиваюсь. Начинаю понимать людей, которые после стрессов начинают: пить, вести себя плохо, очень плохо себя вести…
Не плачь, лисичка. Я, конечно, никуда не хочу. А если и хочу, то взять что-то и выпить. И лежать. Но мне надо, просто чтобы выйти… Потому что иначе я погибну от одиночества. Как оно разрывает… И зачем я только решила быть гордоодинокой навсегда. Это же невозможно! Даш, а страшнее, знаешь, что? Что одиночество ничем не разрушить. Это смертный приговор человеку. Товарищу человеку. И страдай, живи, дыши, плачь. Да что угодно.