Выскользнувшую из резных чугунных ворот фигуру я узнал бы с закрытыми глазами, не то что в сумерках. Я пошел следом. Быть замеченным не боялся: народу здесь в это время, как тараканов в ночной раковине с немытой посудой. К тому же накрапывал дождик, и я прикрывался зонтом, а у нее был поднят капюшон. И вообще — она никогда не оглядывается.
Играть в мистера Холмса, фиглярствующего в Уэст-энде, долго не пришлось: через три квартала, прямо перед Трафальгарской площадью, она свернула влево, к вокзалу Чаринг-кросс. Следствие окончено: мы едем домой.
В электричке я сел в другой вагон, автобуса подождал следующего, а когда вошел в квартиру, искренне удивился, увидев ее.
— Ты разве не собиралась погулять по дождю?
— Передумала. Решила дома побыть. А ты не ожидал?
— Нет, но я рад.
Она моей радости явно не разделяла. Сидела на диване, листала журнал, гладила икры, и так великолепные, а теперь еще и продепилированные до блеска. Хмурилась.
Дернул меня черт за язык:
— А ты так ни с кем и не спала?
Долгий, прямой, впервые, кажется, ненавидящий взгляд.
— С чего вдруг?
— Да так. Проснулся сегодня, подошел к зеркалу, а на голове самый настоящий рог.
Это правда. Волосы мои всегда были непослушными, но такого аккуратного, стройного и вертикального 10-сантиметрового вихра на затылке наблюдать до сих пор не доводилось.
— Я не хочу об этом говорить.
— Почему же? Ты ведь теперь считаешь себя свободной.
— Я и раньше считала себя свободной.
— Но раньше ты ни с кем не спала. И не собиралась. По крайней мере, так говорила.
— Я говорила правду. И сейчас ни с кем не спала. А если пересплю, перед тобой отчитываться не буду.
Открыть рояль — настежь, на полную, до отказа, до отката, до обрыва, до облома — и по струнам сковородой — с размаху…
Гудеж утих. Что ж, сам напросился.
— Ты ведь вчера не ходила на йогу.
Снова тот же взгляд.
— Нет. Собиралась, но не пошла.
— И выпивала не только с Келли.
— Да? Как интересно. А с кем еще?
— С Путридием.
— А ты что, следишь за мной?
— Феныч сказал, что Путридий хвастался вчерашним стейком в "Смолленски" за семь фунтов. Сопоставить несложно.
"Смолленски" — это бар, который сейчас отмечает свое двадцатилетие ценами двадцатилетней давности. На днях я сам рассказал ей об этой скидке, и она собиралась сходить туда со мной. А сходила с Путридием.
— Ну и что?
Хороший вопрос. Универсальный. Говоришь: "ну и что?" — и собеседник сбит с толку. Напрочь.
— Да нет, ничего. Я только не понимаю, зачем ты мне лжешь. Ты ведь чувствуешь себя свободной.
А много ли дадут за убийство Путридия при смягчающих обстоятельствах? Ведь состояние аффекта — это смягчающее обстоятельство? Можно, наверное, и условным отделаться?
— Ты сядешь за двойное убийство.
Я что, спросил вслух?
— Почему двойное? Никого больше убивать я не собираюсь.
— Я сделаю так, что мою смерть тоже припишут тебе.
— Твою смерть? Ты готова за Путридия жизнь отдать? Вы ведь даже не любовники?
— Ты уже спрашивал. Больше я не собираюсь это обсуждать.
Пару лет назад ее увлекла компьютерная игрушка. В ней все почти как в жизни, только лучше: создаешь себе второе я, обучаешь его всяким полезным навыкам, находишь ему работу, обустраиваешь ему жилье, возишь его на курорты, водишь на танцы, знакомишь, влюбляешь, женишь, обзаводишь детьми.
Ее альтер-эго зарабатывало очень прилично, так что виртуальный дом быстро стал тем, что я никогда не смогу предложить ей на самом деле: в гостиных антикварная мебель, в спальнях будуары ар-деко, в огромном саду фейерверки и арфы, этюдники и бассейн. На все это добро стекались трехмерные соседи и их знакомые, один из которых вскоре стал ее виртуальным мужем.
В игре все было как в жизни. Вот только возможность развода программисты не предусмотрели: наверное, хотели, чтобы придуманный ими мир хоть чем-то было лучше настоящего.
— Как он мне надоел! — сказала она однажды, щелкнув ноготком по экрану лэптопа, на котором суетился ее супруг-понарошку. — Ну вот что мне с ним делать!
А на следующий день радостно объявила, что нашла выход.
— Я заманила его в бассейн поплавать, а сама вылезла и тут же убрала лесенку. Представляешь, он не смог выбраться и утонул! Смотри, какая смешная могилка!
И правда смешная. Я легко отделался.
— Почему ты считаешь меня врагом? Разве я это заслужил? Знаю, что не всегда поступал правильно, знаю, что порой делал тебе больно, но тебе ведь было когда-то хорошо со мной.
Ее фотографии в комнате всюду. Я люблю на них смотреть, она тоже: должно же у нас оставаться хоть что-то общее. Вот она одна, вот с мамой, вот с дельфином, вот с моей мамой. Вот подписывает открытку в кафе, смеясь какой-то моей шутке, вот позирует мне у маленького ресторанчика в Доминикане, вот у церквушки в Милане, а вот мы вместе — радостные молодожены в ветреном Владивостоке.