Тополь цветет: Повести и рассказы

«Вообще-то, — думал Степан, — Татьяна права: плотницкая работа теперь в деревне — не профессия. Если, конечно, не касается тонкой, специальной, как рамы, к примеру. А так — что ж? После войны каждый мужик умеет и дом поставить, и крышу покрыть, и ремонт произвесть, и ворота новые во дворе навесить. Мужики друг другу помогают, а одинокая хозяйка сумеет кого подрядить — тот у нее и плотник. И вся уже в заботе: „Пойду, надо плотникам ужин собирать“. Или: „Ярку зарежь, пожалуйста, завтра плотники приходят“». Последнее время, правда, чаще расходились или разъезжались по домам обедать — благо по шоссе на любой машине или автобусе в любой конец скатать можно.

А жили все уже хорошо. Заработки в совхозе не хуже, чем в городе, пожилым пенсия шла, и свое хозяйство — поддержка добрая. Не только керосин, но и баллоны с газом, а то и шифер привозили прямо в деревню. Когда это было?

Только мужчин с каждым годом убывало в деревне. Кого перебили на войне — о тех и речи нету, так, добрая память: «Покойничек Никиташка делал, лавка сто годов простоит», «Покойничек Саввушка — вот мужик был, — убили германцы…» Но и другие, оставшиеся в живых, словно сквозь песок утекали. Вот если гнать со Степанова края: он, Синий — раз, Безрукий — два, потом был Миша Глухой — как пришел с фронта, все яблони колхозные на нем держались, хотя никакого диплома не имел, но вдруг ослеп, две операции на глазах сделали в Москве — и все равно, так и живет там у племянников, а дом стоит запертый. Четвертый — Веньямин Хлебин, из рода тех самых Хлебиных, коренных, крепкий хозяин, пчел держит, корову и в сапуновской церкви комбикорм запаривает для фермы — там у него целый цех, все по науке. Пятый — Серега Пудов, шестой — батька его, дядя Григорий, был председателем колхоза после войны, теперь плотничает — тоже не старый еще мужик, если дадут инвалидную машину, совсем справный будет.

И по красному посаду: был Федор, Алевтинин муж — теперь его уже нечего считать — рак сжевал мужика. Потом идет Анатолий Свиридов: этот оформил пенсию, но еще помогает управляться с техникой в Редькине и в скотном, который на четыреста голов по новому проекту выстроен, готовит котельную к осени — соляркой топиться будет. Анатолий Свиридов из хорошей крестьянской семьи, закваска в нем сильная, да и жена по нему: Нина смолоду на тракторах, на машинах, потом в сельсовете, трех сыновей воспитала — один другого краше, все на хороших местах.

За Свиридовым — дядя Андрей Воронков — поскакал пенсию оформлять, а шестьдесят только через неделю стукнет. Ну, братья Зайцевы разъехались сразу после войны — в Электростали на металлургическом, кто на кране, кто у самой печи, есть начальник цеха, прокатного, кажется. Приезжают только на отпуск. У Тоньки Горшковой парень в армии, другой — слесарем на ферме.

А там Борис Николаевич да Зоин Петр — с нею же в очередь и торгует в «Товарах повседневного спроса» в Редькине.

В Редькине жизнь замешана погуще, там и коровники, и телятники, и мастерские, и школа, и почта, и магазин, и библиотека, и медпункт — все, что положено большому селу, как-никак находился там прежде сельский Совет, вся крестьянская жизнь «вентилировалась». А теперь и сельский Совет в Центральную перевели. А с ним и жизнь под другим углом повернулась. Пошире, стало быть, угол выглядит. Помощнее. Тут иного и взгляда не существует…

Это сколько же он насчитал? Негусто. А ведь в каждом доме молодые мужчины и парни, но где они — иди-свищи. И раньше в их краях мужчины уезжали на заработки, особенно в зиму, а семьи оставались, дети росли и работали при матерях. Теперь же — и старухи заколачивают домишки на глухое зимнее время, живут при детях.

Но почти десяток мужчин — это сила, — пришло Степану в голову, — надо съездить в район или выше куда, поговорить, почему не дают строиться в Холстах. Вот женится Юрка — неужели в Центральную идти, в двух-или даже трехэтажный дом? Тут-то и огород, и теленок, и поросенок, если не корова, куры, утки — хозяйство, в общем. Чего он не видал в Центральной? Здесь родился, здесь и леса и речка его, все рыбацкие, грибные-ягодные места. А дети пойдут — дед с бабой рядом, все лучше, чем в яслях, вон у Нины Свиридовой внук как попал в садик, так и болеет.

Уж как не ладит Маша Хлебина со свекровушкой, дом пополам разделили, а в Центральную не уезжают. Им десять раз квартиру навязывали.

Нет, пустых мест в деревне после войны образовалось много, ставь избу, где хошь. И несправедливость это — класть тень на такую деревню. Степан разогнулся, отошел к штакетнику, поглядел издали на выровненные стойки, на перекрытие под фронтончиком, помычал довольно и глянул вдоль деревни на два ровных ряда цветных ухоженных изб с палисадами в розовой пене флоксов, и такой веселой, кудряво-зеленой показалась она ему, что мурашки по коже пошли. И твердо решил съездить насчет Юрки, выхлопотать место, когда женится.