Тополь цветет: Повести и рассказы

Лидия Васильевна разогнулась, глядя на женщину, то бежавшую, то идущую шагом, — вот-вот свалится — худенькая, руки тонкие, колени ломкие из-под короткого светлого сарафанчика. Издали она казалась несуразно, неестественно молодой для жены этого человека.

В какой-то момент на Лидию Васильевну (она не поняла, почему) от ломкой той фигуры внезапно пахнуло далеким и юным, прямо ударило в лицо, и она крикнула:

— Иришка!!

Женщина остановилась, тяжело дыша, обливаясь потом, отрешенно и непонимающе глядя на нее голубыми глазами, странно сдвинутыми к краям лица, густо-красного от бега. И вдруг шатнулась и припала к ней.

— Господи, откуда ты, как это… — бормотала она.

Лидия Васильевна сжимала ее худые лопатки, и что-то большое, ласковое испуганно ворочалось в ней, а она боялась одного: как бы не услыхала того Иришка, каким-то чудом оказавшаяся тут из далеких дней, когда не существовало еще Безуглова, не существовало Никиты и Даньки. То есть Данька, Данила, молодой врач-педиатр, жил рядом в одной с ней квартире, и все они только начинали работать и собирались оседлать и пришпорить большую веселую жизнь. Если бы это была не Иришка и лежащий на камнях человек не был бы ее мужем, Лидия Васильевна дала бы ей понять, что спазм, случившийся у него в море, ничего хорошего не предвещает. При пальпации брюшной полости она отчетливо обнаружила опухоль в правом подреберье, в соответствии с проекцией желчного пузыря. Ясно, сердечный приступ — косвенный, скорее всего, симптом злокачественной опухоли.

Однако она смотрела, как стояла на коленях над мужем женщина, и сейчас, в сорок лет, напоминавшая подростка, и женственным, нежным движением прибирала волосы на его голове, видела, какое измученное у нее лицо, на котором вдруг проступили прожитые годы и этот, еще не прожитый, но начавший новый этап в ее жизни день, и понимала, что и словом не обмолвится об испытаниях, грозящих Иришке.

Приехала «скорая помощь», поставила положенные уколы. С машиной прислали мальчика-практиканта, и Лидия Васильевна внушала ему, что и как надо сделать, и он делал. Больной затих, но она велела везти его в больницу, так как приступ у него «рефлекторный». Мальчик-практикант при слове «рефлекторный» насупился, и стал спешно запихивать больного в машину.

— Пусть отлежится, потом уж повезешь его в Ленинград, не торопись, — говорила Лидия Васильевна Ирише.

Та смотрела подавленно, но без отчаяния в лице.

— Ты давно замужем? — невольно спросила Лидия Васильевна.

— Да порядочно уже.

— А дети?

— Нету. Поговорим потом. Ты с кем здесь, с Данилой?

Лидия Васильевна не видела, но чувствовала, что Безуглов стоит все так же невдалеке, полуотвернувшись к морю, скрестив на груди руки, и неожиданно для себя сказала:

— Я?.. Нет, я одна тут… отдыхаю… Конечно, еще успеем наговориться. Я каждый день здесь, на пляже… лучше утром, до одиннадцати…

— Так я завтра же прибегу… если все хорошо будет. А если плохо — тем более… Это судьба, что мы снова вместе!

Машина медленно втянулась в арку. Над ней со свистом вынырнул из тоннеля поезд. Лидия Васильевна содрогнулась: тепловоз, растянув красную маску, щерился нагло, издевательски…

А вечером они с Безугловым решили уехать. Безуглов все спрашивал, кто это, что за люди, и Лидия Васильевна объясняла, что когда-то они дружили, как дружат в молодости, преданно, самозабвенно — жертвуя друг для друга чем только можно…

— Иришке, конечно, можно довериться! Впрочем, если тебе неприятно… Мы можем отправиться восвояси. Мне кажется — тебе надоело без дела болтаться?

— Я люблю тебя, Ли… — сказал он, притягивая ее к себе.

Но она уловила в его голосе облегчение.

— А я тебя, кажется, ненавижу…

Эту последнюю ночь они пролежали без сна на своих кроватях, кстати, снова расставленных по стенам.

Утром Лидия Васильевна объявила Иришке, что получила вызов с работы и срочно должна отбыть.

Они бежали, постыдно бежали…

4

Вернувшись с юга, Лидия Васильевна обнаружила, что привязанность ее к Безуглову вошла в новую, неистовую фазу. После горячих и тесных дней, когда всякая минута была их общей минутой, она с трудом переносила раздельную жизнь, и в конце первой же пятницы, не дождавшись его звонка, дважды звонила сама.

Все-таки трусом он не был. В тресте знали о Лидии Васильевне, и секретарша узнавала ее по телефону. Вежливо и терпеливо она объяснила, что еще в середине дня Виктор Максимович выехал на объект и, видимо, уже не вернется, а там суббота и воскресенье, так что — «пожалуйста, звоните в понедельник».

Отвратительный день — летняя пятница. В ординаторской постоянно кто-то торчит, висят на телефоне, сговариваются, как бы остроумнее изобрести отдых, чем запастись, где встретиться. Тощий и длинный хирург Геллер, потирая розовый, с рыжей подпалиной череп, никак не мог втолковать жене, что заменить его на дежурстве некем и на дачу он вырвется только в воскресенье утром. Молоденькая пышнотелая певичка обожала своего долговязого мужа, и, видно, хныкала в телефон, и заставляла говорить всякие глупости, что он и делал, конфузливо прикрывая трубку ладонью.