Когда я пришел со станции домой, чтобы последний раз собраться в школу, на спинке стула висел синий костюм Вадима.
— Надень, сынок, — тихо сказала мать. — Носи его. Ты теперь у нас старший…
ГОД РОЖДЕНИЯ — ДВАДЦАТЬ ПЯТЫЙ
После Брянска стало ясно, куда направляется эшелон. Станция Фаянсово, город Киров, полевая почта 07121. Хлопцы, которых призвали недели на две раньше, успели прислать оттуда «треугольники».
Станция Брянск-I, как и Брянск-II, — в развалинах. Кое-что приспособлено под помещения для военного коменданта, пересыльного пункта, санпропускника, продпункта. Пути отремонтированы. На них множество войсковых эшелонов. Брянск-I, как и Брянск-II, — станции большие.
Виктору Семашке, можно сказать, везет. Во-первых, попал он в хорошую теплушку. Двухъярусные из неоструганных досок полки, на полу никто не спит. Есть железная печка с выведенной в потолок, а не в окно трубой. Надо только все время подкладывать дрова, потому что если печурка остывает хоть на час, на стенах вагона, особенно возле дверей и по углам, сразу появляется белая изморозь. Но вагон дружный, дрова ребята достают. В дело идут снегозащитные щиты, уцелевшие заборы и даже доски из чужих вагонов.
Семашка доволен и тем, что едет со знакомыми и близкими людьми. В вагоне Саша Чернявка, Василь Михальчук — ребята, с которыми Виктор учился в одном классе. Адам Семашка — двоюродный брат, сосед; Петя Герасимов — тоже сосед, жили на одной улице… Но есть в вагоне люди, знакомством с которыми Семашка особенно гордится. Это партизаны. Их, пожалуй, половина. Из местечковых хлопцев, которые едут в вагоне, только один Виктор был в партизанах, и по этой причине он как бы связывает молодых местечковцев с уроженцами окружающих деревень, сел, успевших понюхать пороха. Собственно, и раньше так было. Саша Чернявка, Василь Михальчук, которые партизанских удостоверений не имеют, в опасных подпольных делах участвовали. Среди них был и Семашка, через которого поддерживалась связь с партизанами…
В Брянске-II удачно достали ведро кипятку. Уже вечерело. Эшелон стоял. Хлопцы стали развязывать мешки, чтобы подкрепиться.
Семашка уже месяц как снова вольный. Им владеет удивительное, возбужденно-приподнятое настроение, хотя кое-что из того, что он наблюдал за этот месяц в местечке, не очень нравится. Он заметил: партизаны и вообще все, кому пришлось ходить не прямыми, а извилистыми тропками войны, не особенно раскрываются перед бойцами, командирами, отмерившими к приднепровскому местечку долгие километры от самой Волги.
В свою очередь, партизаны не очень признают тех, кто чем мог вредил немцам, не отрываясь от семьи и родного дома…
Впрочем, вагон сгладил противоречия. Впереди война. Немцы снова захватили Житомир, рвутся к Киеву…
Ужинают, разбившись на группки. Так случилось, что Виктор развязывает брезентовый «сидор» не в компании двоюродного брата Адама или одноклассника Саши Чернявки, а в кругу, который возглавляет широколицый, неторопливый в движениях партизан Сергей Рогазуб. Может, потому, что вместе с этим Сергеем ему однажды пришлось лежать в засаде, а во время осенней блокады он сутки простоял рядом с ним по шею в болотной трясине… Да и пусты «сидоры» у партизан. Местечковцам кое-что положили в мешки матери. А у партизан только паек, который дали в военкомате. Из своего дома они ничего не могли взять — их хаты и деревни сожжены…
Поужинали неплохо. Сухари, военкоматовский шпик с синими казенными печатями на шкурке, домашний лук запили подслащенным кипятком. Эшелон все еще стоит. Видимо, в первую очередь пропускают эшелоны, направляющиеся на фронт. А их маршрут — в тыл, можно и не спешить. В проем дверей, когда кто-нибудь открывает их, чтобы шмыгнуть по нужде, смотрит темная январская ночь. В вагоне докрасна раскалена печурка. Кто-то заиграл на губной гармошке. А вообще нужно спать. Возможно, это их последняя ночь в эшелоне…
Виктор уснул мгновенно. Проснулся, пожалуй, позже всех, оттого что замерзли колени. Всю дорогу, когда печурка остывала, у него замерзали коленки. Увидел: дверь раскрыта, в вагоне беспорядочное движение. Значит, приехали…
Те, кто предсказывал, что станцию Фаянсово с ходу не проскочить, не ошиблись. Это была именно она — несколько приземистых, на скорую руку восстановленных кирпичных зданий, запорошенные снегом домики поселка. Вокруг лес — вековые сосны, хмурые, торжественно молчаливые ели. В лес вела широко протоптанная в снегу дорога…