Тополята

И тогда Владик Переметов испугался. Он вспомнил передачу про двух ментухаев, которые схватили в подъезде шестиклассника, обвинили в воровстве, заковали в наручники и пригрозили закопать на заброшенном стадионе, если не признается. Ментов потом посадили, потому что в отделении мальчишку случайно увидела знакомая женщина и с ходу позвонила родителям. А здесь кто увидит, кто позвонит? Пьяный бомж за решеткой?

Да, Владик испугался. Испугался даже не того, что закопают, а вообще. И, наверно, не столько испугался, сколько устал – от немыслимой безысходности и несправедливости. Он взял ручку и нацарапал внизу листа: «С моих слов верно Переметов».

– Давно бы так… – Штабс-прапорщик откинулся на стуле. – Телефон имеешь? Позвони матери, чтобы немедленно ехала сюда…

Кабул набрал на мобильнике номер.

– Мама Эма… Меня забрали в милицию. На улице… Они говорят, что я разбил стекло, но я не разбивал, а они грозят закопать…

Штабс-прапорщик Вася выхватил у него телефон.

– Гражданка Переметова?.. Штабс-прапорщик внутренней службы Семашкин. Ваш сын оказался у нас за совершенное правонарушение, умышленно разбил в ателье витрину… Да. И ведет себя неадекватно. Вам следует приехать как можно скорее… Отделение номер девять по улице Многостаночников…

– Отдайте мобильник, – сказал Кабул, когда штабс-прапорщик закончил разговор.

– Матери отдам… Марш вон туда в угол, жди на скамейке…

Менты, все, кроме штабс-прапорщика, ушли. Бомж за решеткой постанывал. Стрелки на больших квадратных часах почти не двигались. Кабул томился на скамье.

Мама Эма появилась через двадцать минут, которые показались двадцатью часами. Влетела в отделение, перепуганно глянула на Кабула, на дежурного.

– Я… вы велели приехать…

– Гражданка Переметова?

– Да… Что он натворил?

– Я ничего не натворил! Они врут. Они грозили, что убьют меня!

– Прекрати! – совсем по-незнакомому взвизгнула мама Эма. А штабс-прапорщик не обратил на него внимания. Двинул лист.

– Ознакомьтесь с протоколом. Он будет передан в суд. Там есть специалисты по таким вот «юным талантам»…

– Но… может быть, мы договоримся? Зачем же в суд?..

– Нет, – с удовольствием сказал штабс-прапорщик Семашкин. – Мы, по его словам, эсэсовцы, какой с нами может быть разговор? К тому же дело связано не только с материальным ущербом. Надо учитывать, чей портрет висел на стене позади витрины. Не в него ли метил ваш отпрыск?

– Ни в кого я не метил!

– Помолчи!.. – опять взвизгнула мама Эма. – Господин офицер, он не нарочно! Мы все возместим! А перед вами он извинится!..

«Еще чего!» – подумал Кабул.

– Распишитесь, что ознакомились, – бесцветным голосом проговорил Семашкин. – И что забрали сына… Здесь и здесь. Повестку вам пришлют… Телефончик не забудьте…

Домой они пошли пешком. У мамы Эмы подтаивала краска на ресницах.

– Владислав, как ты мог!.. Зачем?

– Что зачем? Я ничего не делал! Я там даже мимо не проходил! Они подъехали, засунули в машину! Потому что Дым с дружками наговорил, будто это я!..

– С какой стати мальчики станут наговаривать на одноклассника?

– Да ты что! Я ж рассказывал, какой он, этот Дым!

Она сказала, скользнув по нему подмалеванными глазами:

– Ты, однако, тоже не сахар… Зачем ты обрезал брюки?

– Потому что жара. Все так носят…

– Испортил дорогую вещь. Думаешь, нам легко даются деньги?.. А теперь еще придется платить за стекло…

– Но я не разбивал! Почему ты не веришь?

– Какая разница, верю я или нет? Это ничего не меняет, раз дело пошло к судье… Судьи всегда верят милиции… полиции…

– Но есть же адвокаты!

– Ты упал с Луны? Какие адвокаты? Знаешь, сколько стоит адвокат? А мы высадили все деньги на путевки…

Путевки были двух видов: одна для Владика, в лагерь «Геолог», а две – для мамы Эмы и Льва Геннадьевича, на теплоход, идущий в круиз вокруг Европы. Мама Эма рассудила (а Лев Геннадьевич кивал), что мальчику рано плавать за границу, пусть поживет среди сверстников, а то у него никак не получаются контакты с коллективом.

Владик тогда не заспорил. Ни единым словечком. Но впервые показалось ему, что маме Эме он стал не нужен. Совсем…

И спросил свою маму:

«Это правда?»

«Мне трудно понять, малыш… Но, если даже правда, ты крепись. Помнишь, мы ведь говорили, что в жизни бывают нелегкие времена. А мама Эма… ей хочется своей личной жизни, раз не повезло с прежним мужем…»

Маме Эме хотелось личной жизни. А Владику не хотелось к незнакомым ребятам, в незнакомый лагерь, куда следом обязательно просочится прозвище Кабул. Хотелось к морю, как в прошлом году… Но сейчас ему казалось, что и лагерь был бы радостью – по сравнению с тем, что произошло сегодня.

Скомканное пространство