Тополята

Два дня он сидел дома и томился тоскливой неизвестностью. «Конфигурации пространства» сложились так, что в них не осталось места ни для чего хорошего. Делать было абсолютно нечего. Даже в школу не пойдешь, потому что суббота и воскресенье. Впрочем, он и в понедельник на занятия не пошел, тошно было. Мама Эма и Лев Геннадьевич ушли на работу, а через час мама Эма вернулась: оказывается, ей позвонила секретарь местного суда и велела в два часа явиться вместе с сыном к судье.

Было еще четыре часа томления…

Мама Эма велела ему надеть школьный костюм и рубашку с галстуком.

– Зачем?! Такая жара…

– Делай, что говорят!.. От внешнего вида часто зависит исход дела…

Внешний вид с галстуком не помог.

В кабинете, совсем не похожем на зал суда, без всяких слушателей и свидетелей, женщина-судья с утомленным подкрашенным лицом с ходу объявила свое решение:

– Возраст не позволяет привлечь обвиняемого в злостном хулиганстве Владислава Переметова к уголовной ответственности. Хотя следовало бы, с учетом того, в чей портрет попал камень, когда пробил стекло…

– В чей? – сказал Кабул. И подумал: «Неужели в Регента?» Он представил плоское лицо с усами, похожими на приклеенную к верхней губе сосиску. В Империи, где с давних пор не было императора, Регент являлся главой государства. О нем говорили с почтением, его слова считались бесспорными. Его портреты висели повсюду… Но там, за стеклом витрины, Кабул не видел никакого портрета!

– Хочешь сказать, что не знаешь, в кого бросал?!

– Я не бросал!

– Эмилия Борисовна, это похоже не просто на хулиганство, а на экстремизм. Взрослые за такие дела отвечают по всей строгости. Но он до таких мер пока не дорос. Все, что в моих силах, это направить вашего приемного сына в приют-распределитель для малолетних правонарушителей. Сроком на месяц.

– Да, но… почему же… – залепетала мама Эма.

– К сожалению, это единственная разрешенная нам мера, – перебила судья. – На спецшколу он пока не тянет. Скажите спасибо гуманным законам. Иногда чересчур гуманным… Владислав, тебе понятно решение суда?

– Нет, – сказал Кабул.

Она поморщилась:

– Что тебе непонятно?

– Все! Почему нет справедливости?! Ведь я не разбивал стекла!

– Как же не разбивал? Ты подписал протокол с признанием! Вот она, бумага! И показания твоих одноклассников. И объяснение сотрудников милиции!

– Они все врут!

– Они все врут, а ты один говоришь правду. А твоя подпись на протоколе?

– Они даже не дали мне его прочитать! Сказали: подписывай или тюкнем и закопаем на свалке!

– Какая фантазия, – с коротким зевком сказала судья. – Впрочем, дискуссия бесполезна, решение принято…

– Я требую адвоката!

– В таких делах адвокаты излишни…

– Вы все заодно!

– Мы заодно с правопорядком… Эмилия Борисовна, я сначала хотела, чтобы вы взяли направление и сами отвезли Владислава в приемник. Но я вижу, что он во взвинченном состоянии и лучше отправить его туда с нашим сопровождающим. А вы сегодня привезете ему туда туалетные принадлежности, смену белья и учебники… Впрочем, школьный год уже кончается…

Сопровождающим оказался пожилой старшина внутренней службы – совершенно штатского вида, несмотря на погоны.

– Ну что, пойдем, голубчик? – и легонько взял Кабула за плечо. Кабул стряхнул его руку.

Мама Эма нелепо чмокнула Кабула в заросшее темя.

– Владичек, я приеду, я привезу… мы скоро увидимся. Мы про все договоримся… Ты не волнуйся…

Все это было так противно и стыдно – ее лепет, ее суетливость и виноватость. И то, как она легко оставила его здесь, в неволе…

Вышли на улицу, старшина снова взял Кабула за плечо.

– Уберите пальцы-то, – сказал Кабул. – Если боитесь, что сбегу, наденьте наручники.

– Нет у меня наручников, – миролюбиво объяснил старшина, но плечо отпустил. – А бежать тебе некуда. Поэтому не делай глупостей, ладно?

– Буду, – пообещал Кабул. – Потому что я вас ненавижу.

– Меня-то за что? Я несу свою службу, вот и все…

– Каждый несет свою службу. Кто пацанов тащит в тюрьму, кто руки ломает студентам на митинге… – Кабул вспомнил кадры в Интернете про события на Актерской площади в столице.

– Я, голубчик, никому рук не ломаю. Стар уже…

– Ага! Был бы помоложе – ломал бы…

– Хочешь на мне душу отвести? Давай. Только я в твоих несчастьях не виноват. Мое дело маленькое…

«А ведь и правда, – подумал Кабул. – Он-то ни при чем…»

Поехали в трамвае. Народу было немного, но давила духота. Кабул сдернул галстук, сунул в карман пиджака. Он стоял, прижимаясь лбом к стеклу. Проплывали бетонные улицы с чахлыми деревцами. Вдали медленно смещались над крышами громады Центра-Сити с непомерно высоким Зубом. Кабул смотрел на это глазами человека, которого везут на казнь. Солнце было в серой дымке. Конфигурации смещались, ломались, выстраивались в гигантские кубы, которые слипались друг с другом, не пропуская чистого воздуха и ясного света… Усилием воли Кабул раздвинул эти глыбы, появилась в них светлая щелка:

«Мама…»

«Да, мой хороший… Плохо тебе, малыш?»

«Да, мама… Еще как плохо!»

«Но, если очень плохо, дальше будет лучше…»

«Ты ведь все равно у меня есть, да?»

«Всегда-всегда…»