– Извини, – сказал Мори, не слыша его, и протиснулся мимо. Он лихорадочно думал о том, чтобы перезвонить Черри, помчаться домой и выяснить, что же он сказал не так. Не то чтобы было много сомнений, конечно. Он коснулся ее больного места.
Как бы то ни было, его наручные часы напоминали о том, что на этой неделе у него назначена встреча с психиатром.
Мори вздохнул. Бог дал, бог взял. Благословен будь тот день, что дает только хорошее, – если такой вообще существует.
Сеанс шел никудышно. В последнее время – штатная ситуация. Перешептывались и переглядывались эскулапы, словно бы блуждая в темноте вместо того, чтобы точно, резко и правильно делать свое дело – корректировать его, Мори, психику.
Циммельвайс подтвердил его опасения, объявив перерыв в сеансе. Когда все доктора, кроме него, вышли, он остался побеседовать с Мори с глазу на глаз. Фрай почувствовал, как по спине пробегает неприятный холодок – видимо, дело взаправду дрянь.
– Мори, – сказал Циммельвайс, – по-моему, вы что-то скрываете.
– Я не нарочно, доктор, – серьезно ответил Мори.
– А вот за это я не поручусь. Часть сознания всегда поступает «нарочно». Мы изрядно покопались в вашем сознании, мистер Фрай, проникли довольно глубоко и обнаружили там кое-что интересное. Правда, об окончательном диагнозе говорить рано… Видите ли, мы изучаем человеческое сознание так, как если бы посылали разведчиков через территорию, где живет племя каннибалов. Каннибалов этих нельзя увидеть, ведь кто их видел – тот уже ничего о них не расскажет. Но вот вы посылаете разведчика сквозь джунгли, и если он не объявляется там, где вы условились встретиться, значит, ему не повезло – где-то он совершил поворот не туда. Применительно к человеческому сознанию такой поворот называется психической травмой. Что это за травма, каковы ее последствия для поведения – вот что мы должны понять. И едва понимание наклевывается – мы принимаем меры.
Мори кивнул. Все это было ему знакомо; он не мог понять, к чему клонит врач.
Циммельвайс вздохнул:
– Проблема с лечением травм, проникновением за психические барьеры и избавлением от запретов – проблема со всем, что мы, психиатры, делаем, – на самом деле заключается в том, что мы не можем позволить себе делать это слишком хорошо. Закомплексованные люди – всегда в напряжении, и мы это напряжение стараемся снять. Но если мы преуспеем всецело и снимем вообще все барьеры – получим преступника. Запреты социально необходимы. Вот допустим, к примеру, никто не запрещал бы вопиющее расточительство – и вместо того, чтоб рационально и ответственно расходовать свою норму рациона, люди жгли бы собственные дома или топили бы пригодный к употреблению продукт, скажем, в реке… Когда так делают несколько человек, мы их лечим. Если такое вдруг произойдет в массовом масштабе – тогда обществу в том виде, какой мы знаем, пришел бы конец. Подумайте о всех тех асоциальных прецедентах, описанных в любой газетенке. Муж бьет жену, жена превращается в мегеру, их сын разбивает окна, муж начинает сбывать фальшивые талоны… Каждое звено этой цепочки указывает на фундаментальный недостаток в психике – неспособность потреблять.
Мори вспыхнул.
– Док, вы пережимаете! Да, у меня были недостачи по квотам несколько недель назад – но с тех пор я на высоте! Совет даже похвалил…
– Почему вы так остро реагируете, Мори? – мягко спросил Циммельвайс. – Я позволил себе лишь общие суждения – никакой конкретики…
– По-моему, это вполне естественно – возмущаться, когда тебя огульно обвиняют!
Циммельвайс пожал плечами:
– Мы никогда не
Черри встретила его в дверях, храня неприступный вид. Холодно чмокнув его в щеку, она объявила:
– Я разговаривала по телефону с мамой. Поделилась с ней хорошей новостью. Они с папой приедут к нам сегодня отпраздновать.
– Хорошо, – кивнул Мори. – Дорогая, что я не так сказал по телефону?
– Они приедут около шести.
– Хорошо, хорошо! Скажи, ты обиделась на меня из-за этих норм? Если ты обиделась, то, клянусь, я не понимаю – за что!
– Я обиделась, Мори.
– Мне очень жаль! – сказал он в отчаянии. – Я просто…
Тут ему в голову пришла идея получше, и он поцеловал ее.
Черри хоть и оставалась холодной к нему, но недолго. Оттолкнув его, она захихикала:
– Дай мне одеться к ужину, негодник!
– Просто пойми, я…
Она приложила палец к его губам.
Мори отпустил ее и, чувствуя себя гораздо спокойнее, направился в библиотеку. Там его уже ждали дневные газеты. Сев, он стал просматривать их по порядку. Где-то на середине «Уорлд-Телеграм-Сан-пост-энд-Ньюс» он отвлекся на звонок Генри.
Мори успел дочитать до конца раздел происшествий в «Таймс-Геральд-Трибюн-Миррор», прежде чем появился робот.
– Добрый вечер, – вежливо поздоровался тот.
– Почему ты так долго? – осведомился Мори. – И где все остальные роботы?
Роботам не дана способность осекаться, но последовала отчетливая пауза, прежде чем Генри произнес: