Торговые банкиры. Известнейшие мировые финансовые династии

В 1851 г. в лондонском Сити никто не обратил внимания на то, что министром финансов Королевства Сардиния стал граф Камилло Бенсо ди Кавур. Апеннинский полуостров тогда был разделен на множество мелких государств, враждебных друг другу. До образования современной Италии было еще далеко. Среди тех, кто боролся за свободу своей родины, были хорошо известны пламенные революционеры Мадзини и Гарибальди. Но в конце концов страну объединил именно Кавур, государственный деятель. Он начал с крошечного королевства, названного по имени неприметного острова в Средиземном море и расположенного у подножия Альп и на равнинах По.

Кавур, которому, когда он стал министром финансов, исполнилось 41 год, был вторым сыном в благородной, но обедневшей семье; по традиции он должен был пойти в армию. Но он не был создан для военной карьеры; он любил математику и финансы. По своим взглядам он был либеральным монархистом, набожным католиком, но при этом возражал против абсолютистской власти церкви. Он обладал вспыльчивым характером, был азартным игроком и нонконформистом. Враги боялись его язвительных замечаний и его острого как бритва ума, но восхищались его патриотизмом и преданностью. В течение короткого времени Кавур служил по военно-инженерному ведомству. Затем родственники поручили ему управлять захудалым загородным фамильным имением; надеялись, что там он не попадет в неприятности. Кавур всерьез заинтересовался сельским хозяйством. Он специально ездил во Францию и Англию, чтобы посмотреть, как там управляют крупными имениями. Ему понравилась Англия – и страна, и люди, и политический климат. Он познакомился с английскими аристократами, которые, как и он сам, были либеральными монархистами и любили азартные игры. Кавур признавался друзьям: если бы он не был пьемонтцем, ему бы понравилось быть англичанином. Подобное желание возникало у многих до и после Кавура.

В 1847 г. Кавур совместно с Ч. Бальбо и графом Санта-Роза основал газету Il Risorgimento («Иль Рисорджимен-то» – «Возрождение»). Позже газета дала свое имя движению за объединение современной Италии. Когда в Милане вспыхнуло антигабсбургское восстание, Кавур призывал к войне с Австрией.

Объявили войну. Кавура выбрали в пьемонтский парламент. Даже после поражения пьемонтцев при Новаре Кавур не оставил свою великую мечту. В его словаре не существовало термина «пораженчество». После короткого срока в должности министра сельского хозяйства он стал министром финансов. Это была самая сложная должность в Пьемонте, поскольку государство было банкротом. Бюджетный дефицит составлял три миллиона фунтов стерлингов.

Чтобы сделать Пьемонт снова процветающим, Кавур призывал к народному просвещению, созданию новых отраслей промышленности, строительству железных дорог. Железнодорожная ветка от Турина до Алессандрии была почти завершена; запланировали еще две, от Лаго-Маджоре до Алессандрии и от Алессандрии до Генуи. Кавур планировал и строительство нового порта. Но Пьемонту надо было выплатить огромную контрибуцию в пользу Австрии. Спасти государство мог крупный заем.

На карте мира торговых банков Пьемонт числился «страной Ротшильда». В прошлом пьемонтскими займами всегда занимались Ротшильды. Стремясь нарушить финансовую монополию Ротшильдов в Пьемонте, Кавур обратился к Бэрингам, но те отклонили его предложение. Кавур написал маркизу д’Азельо, своему послу в Лондоне: «Эти господа едва ли готовы вступить в борьбу с домом Ротшильдов».

Затем друг Кавура, генуэзский банкир Эмиль де ла Рю, обратился к Хамбро. Хамбро рекомендовал весьма современный способ собрать капитал. Он предложил заложить пьемонтские железные дороги; кроме того, у держателей облигаций позже должна появиться возможность обменять облигации на акции железных дорог. Хамбро дал понять, что заем нужно использовать для финансирования не политического движения, а строительства пьемонтской железной дороги. Инвесторам нужны прибыли, а не политические лозунги. Четыре миллиона фунтов стерлингов под 5 процентов.

Мысли Хамбро понравились Кавуру; с помощью графа Ревела, который сыграл роль посредника, он попросил Хамбро заняться займом. Хамбро был польщен и обеспокоен одновременно. Одно дело – заниматься успешным «датским займом»; он знал Данию, и в Сити, где доверие – важный, хотя и неосязаемый фактор, ему поверили. Но о Пьемонте ему не было известно ровно ничего; поверят ли ему в Сити на сей раз? Если только он не возьмет большую часть займа на себя, трудно будет убедить британских инвесторов в том, что он верит в будущее Пьемонта.

Хамбро колебался. Тогда граф Ревел привел тот же довод, какой раньше приводил граф Трешов перед «датским займом»: вот еще одна возможность нарушить гегемонию банкирского дома Ротшильдов.

Хамбро решил взять 400 тыс. фунтов стерлингов на свой счет. Такой суммы у него не было. В тот раз речь не шла об «опыте и знаниях, здравом смысле и хладнокровии». Хамбро вел откровенно азартную игру. Он поставил на карту свое состояние, свое доброе имя, доверие к себе.