Торговые банкиры. Известнейшие мировые финансовые династии

Сэр Генри Драммонд Вольф, блестящий финансист еврейско-шотландского происхождения, однажды сказал: «Ипотека олицетворяет осторожность, спекуляция – отвагу, а финансист – это сочетание первого и второго». В игре финансиста Хамбро было больше отваги, чем осторожности. Если бы заем окончился неудачей, в Сити его считали бы конченым человеком.

Начались проволочки: у Кавура возникли трудности в пьемонтском парламенте, где оппозиция выступала против займа. Хамбро едва не отступился, а Кавур пришел в ужасную ярость и хотел прервать переговоры. Наконец Хамбро договорился продавать «англо-сардинские облигации», как он их называл, по 85.

Все начиналось не слишком хорошо. По первоначальной подписке удалось собрать всего 2 млн 194 тыс. фунтов стерлингов. Первая серия займа должна была быть покрыта покупателями облигаций. Хамбро сообщали о «трусливых тайных сговорах». В Париже Джеймс Майер Ротшильд, по слухам, сказал: «L’emprunt etait ouvert, mais pas couvert» («Кредит открыт, но не покрыт»). Остроумное замечание, однако займу оно не помогло. Теперь Хамбро был убежден, что Ротшильды хотят его сломить. В Сити поговаривали о том, что скоро объявят о десятипроцентной скидке; поэтому никто не спешил покупать облигации.

Чтобы избежать катастрофы, Хамбро пришлось действовать быстро. Он объединился с неким Льюисом Хаслвудом, «энергичным спекулянтом», который скупил «англо-сардинские облигации» на 400 тыс. фунтов стерлингов. Эдвард, брат Хаслвуда, поехал в Пьемонт на разведку. Он сообщил, что у сардинских железных дорог есть будущее, и написал, что рекомендовал бы их «как капиталовложение для вдов и сирот…». В октябре 1851 г. «англо-сардинские облигации» котировались в Берлине и Гамбурге, но не в Амстердаме и Антверпене, где, по словам Хамбро, «Ротшильды не выпускали их на рынок». В Лондоне облигации упали в цене до 79½. Для Карла Йоакима Хамбро настали мрачные дни.

Возможно, для того, чтобы забыть о своих тревогах, Хамбро начал писать письма Кавуру, давая ему советы в связи с будущим Пьемонта. Торговый банкир часто дает советы своему клиенту, это его работа, но в данном случае клиентом оказался «невыносимо деспотичный министр финансов» (как называл Кавура премьер-министр его же правительства), который не принимал непрошеных советов и, возможно, понимал свою страну лучше, чем лондонский банкир.

И все же Кавур, наверное, почувствовал глубокую озабоченность Хамбро, поскольку в конце концов прислушался к нему. Хамбро предлагал «осторожность» и «предусмотрительность» – едва ли он сам демонстрировал эти качества, когда связался с крупным займом. Он просил Кавура повысить налоги и напоминал, что еще не проданы облигации на сумму в 1 млн 400 тыс. фунтов стерлингов. Он категорически отказался от предложения Кавура продавать облигации со скидкой. После такого шага в Лондоне перестали бы верить в Пьемонт. Кроме того, как писал Хамбро, «этот кредит должен быть вам столь же дорог, сколь ваша честь». Сильные слова со стороны лондонского торгового банкира в адрес вспыльчивого пьемонтского аристократа! В конце ноября «англосардинские облигации» выросли в цене до 82½.

Кавур тем временем завоевывал новых друзей в Англии, где лорд Джон Рассел пустил в обращение лозунг: «Италия – для итальянцев». Большинство англичан были на стороне итальянских борцов за свободу. Очевидно, Кавур стал великой объединяющей силой. Он обладал стилем и остроумием, хорошо говорил, избегал дешевого красноречия, подражая изысканному стилю великих английских государственных деятелей, которыми он восхищался. Английская пресса его любила. «Англо-сардинские облигации» выросли в цене до 87, но Хамбро по-прежнему был недоволен.

«Если бы люди знали вас так, как вы этого заслуживаете, – писал он Кавуру, – ваши средства шли бы по совершенно другой цене… Я объединился с Пьемонтом душой, телом и состоянием, потому что верю, что вашей стране судьбой назначено стать источником устойчивого развития человечества, которое не в силах остановить ни деспоты, ни анархисты».

Кавур последовал совету Хамбро, реорганизовал государственную систему бухгалтерского учета, ввел повышенные прямые налоги, принял меры для стимулирования свободной торговли. В начале 1852 г. «англо-сардинские облигации» поднялись до 90. Кавур высказывался в пользу своего рода двухпартийной системы, какая существовала в Великобритании, и начал объединение своей партии с левоцентристской группой Раттацци.

В истории «Рисорджименто» этот маневр получил название connubio («свадьбы»). Шла борьба за власть, но, помимо того, приходилось сражаться с врагами Кавура, которые угрожали свободе прессы. Образовался новый альянс, Раттацци стал президентом палаты; сформировали новый кабинет министров – без Кавура. Таким был его изящный ход. Он хотел доказать, что он незаменим. Рано или поздно его позовут назад – на роль премьер-министра.