Тоска по Лондону

О-о-о, стычка получается. Какие слова! И в самый разгар этой нелицеприятной большевистской критики входит Сек, ах, славно, и находит их возбужденно приподнявшими зады над стульями, апоплексически покрасневшими, тянущими ко мне шеи, словно рассерженные гуси. Трио, каждый шипит свою партию. А я сижу, переводя взгляд с одного на другого, только не в глаза гляжу, а на лбы, спокойно, оценивающе, что они мне с их чувствами, а Сек с какими-то листочками в руках тем временем подходит к своему руководящему креслу, усаживается, и тогда лишь они утихают, ворча и испепеляя меня взглядами. Сек спрашивает: похоже, у вас разногласия? о чем? Дискутируется эпизод из жизни офицера флота, отвечаю, опережая всех, жена которого сексуальный голод удовлетворяла якобы при посредстве кобеля немецкой овчарки. Вижу, взгляды у вас разошлись, флегматично комментирует Сек, и я тихо ликую, а Бородавка почтительно излагает Секу нелепую мою защиту этой извращенной суки. А у вас иная точка зрения, спрашивает Сек, ровняя бумаги по краю стола.

— Пожалуй, — сказал я. — Не много неврастеников находим мы среди сотрудников вашего учреждения, и это наводит на мысль, что количество сексуальных контактов в жизни большинства одними брачными не ограничивается, присутствующие, надеюсь, с этим согласятся. — Шалуны-вертопрахи, охотники на любую юбку своих владениях, не выдерживают моего безмятежного взгляда, и Сек быстро наклонил лобастую голову, пряча усмешку. — Допустим, история произошла в действительности, что из того? Что возмущает господ? Поиск скрытых мотивов покажет: они возмущены, что красавица-жена офицера не легла с кем-нибудь из них. Но, помилуйте, женщина наверное любила своего мужа, не желала его травмировать, знала, что в партитском варианте ее связь не останется тайной, и выбрала партнера, который не станет болтать. На ее месте и я предпочел бы собаку любому из них.

О, вот это находка. Это лай! Готовы разорвать меня в клочья. Да, физически. Эта публика крови не боится. Они из того поколения, мы с Секом уже следующие…

Я знал, что лавочка развалится, как только у кормила встанет человек моего поколения. Сторонящийся крови. Она ведь никогда не переставала литься…

Прошу ознакомиться, смеясь глазами, говорит Сек и раздает нам отпечатанные на ротапринте листочки. Ни единый мускул не шевельнулся на его лице. С величайшим удовлетворением, как признак авторитетности Сека, отметил я дисциплинированное утихание его клики.

Взял документ. Старая болезнь. С ротапринтами даже теперь, в самом конце этого бумажного века, в самом ГУГе дела обстоят, как в каком нибудь вшивом сельсовете.

Да и не готов я к чтению. Бумажка в руках, но внимание, где мое внимание, оно все еще вокруг речи в защиту животных перед этим капитулом. Кого вздумалось вразумлять…

Очнись, дегенерат! Читай!

… Ах, дело зашло уже так далеко… Вовремя, однако, появился я здесь… и, кажется, уже слышу зов трубы. Только окажусь ли на высоте, преодолею ли гадливость и, прямо скажем, робость в не мирном соревновании с этими канальями?

По прочтении документа устанавливается молчание. Не желает высказываться капитул. Умные! Вздыхают, шелестят листками, переворачивают, хотя на обороте пусто, кряхтят, вертят шеями, словно воротнички узки, и издают звуки типа кхгм, фуф, мда…

Какие будут мнения, спрашивает Сек. А нас теперь не тринадсать, и стенографистки нет, и за спинами друг друга не спрятаться. Мозговой центр. И я. Вот что загадочно. Поэтому, пока коллеги по мышлению вдумчиво отводят глаза по сложным траекториям, рассчитанным так, чтобы случайно не столкнуться с Секом, я смотрю ему в лицо. Смотрю и накачиваю взгляд единственным сообщением: НЕ СЕЙЧАС! Но Сек сосредоточен на троице, на меня не глядит. Ну, повторяет уже с нетерпением. Надо подумать, тянет Бородавка, вопрос не простой… Думайте здесь, говорит Сек, вопрос не новый, в завуалированной форме он звучал уже вчера и было предложено подумать, вот и излагайте, что надумали. А кто предлагал-то, грубо говорит благообразно-седой и весь из себя возвышенный Чугун, кто предлагал, тот пусть и скажет.

— Вы находите такой прием конструктивным для ответственного сотрудника ГУГа? — с любопытством спрашивает Сек.

Ого!

— Извините я пошутил, — смирно отвечает Чугун.

— Я не против шуток, но не при таких обстоятельствах. Можете быть свободны. Да-да, это вам, вы свободны, можете идти.

Бенц! Один сбит. Сбит, сошел с орбиты, сгорел. В любом случае либо Чугуну, либо Секу это так просто не обойдется.

Разговор возобновляется, когда за Чугуном затворяется тяжелая дверь. Такая, что и не хлопнешь. Подобравшись, сидя, словно стоя по стойке «смирно», Бородавка тянет: уже по одному тому, кто включен в комиссию, видно, насколько серьезно положение, шутка ли — Бронебык, Динозавр и Шилохвост! Редуктор предлагает ввести в газетах ежедневную рубрику и поручить ее лучшим публицистам. При этом, напоказ Секу, он приязненно смотрит на меня. Идея годится, говорит Сек, но что вы станете публиковать в рубрике? Взывать к истории? Вам ее выплюнут обратно, она лжива и как раз сейчас пересматривается.