Тоска по Лондону

— Смотри, в какое положение ты меня ставишь, — сказал я и оглядел стены, о которых, впрочем, через полминуты постоянно забываю. — Сердце у меня больное, нервы растрепаны, печень на грани отказа, а ты меня призываешь в строй. Ни полноты власти у тебя, ни информации. Сможешь ты меня защитить?

— На кой тебе информация об этом охотнике до Мандеи, я даже имени его не знаю.

— И зря, оно достойно войти в историю. Впрочем, оставим в покое мандейца, но ты же и на главный вопрос не можешь ответить.

— Я второй человек в области…

— Стань первым, и поживее, время не ждет, — сказал я. — Потроха у меня изношены, и я все еще ими дорожу, по привычке. Chеегs!

Отпил коньяк, встает с ковра и делает задумчивый круг по залу.

Здесь Гошей, директором-хулиганом, все было предусмотрено для кайфа за надежно задраенной дверью. Кадры не голливудских мастей были, зато надежность какая! Лучшая в мире. Сек такими делами не балуется, но условия есть. Это, наверно, как оперный театр, кто знает… Один из моих постулатов: если в городе есть оперный театр, редко взбредет в голову идти слушать оперу; но если театра нет, только о нем и думаешь.

Подкладываю дров, забавляюсь снопами искр, а Сек завершает очередной круг и из ящичка пальмового дерева достает две сигары. Я отказываюсь, он закуривает. Думаю, это лучшие в мире сигары. Такие вещи в равной степени доступны как первым, так и вторым людям империи. Иное дело — информация…

— Понимаешь, завтра мне докладывать… — говорит Сек.

— Пустяки, — отвечаю и в трех десятках слов набрасываю тезисы.

— А еще что-нибудь?

— Для чего? Для укрепления позиций Первого?

— Пожалуй, — замедленно, двусмысленно отвечает Сек. Пыхнул сигарой, ступает по дорожке, держась узора. — Для начала хватит, да? А там и обстановка прояснится… Нет, подло это.

— Хм…Скажи, а каким путем ты вышел на меня, Американца и Сумасшедшего Писателя?

Он уклончиво качнул головой. Пожалуйста, сказал я. Обсуждался твой очерк, рекомендовать или не рекомендовать, в областную печать или выше, решили рекомендовать в союзную. По чьему настоянию? Он промолчал. Я встал, сделал несколько энергичных движений. Не тронь меня. Пока очерк не опубликован, у тебя нет формальных оснований привлекать меня к делу. Слушай, сказал он, ты валишь на нервы, а демонстрируешь завидную выдержку. Что имеется в виду, подозрительно спросил я, припомнив истерику в его кабинете и едва ли не повторение оной сейчас. Когда я вернулся от Первого и замы тебя рвали и ели, ты выглядел ну прямо блеск. Это была не самая сложная ситуация в жизни, сказал я, это против ненавидимых, а не любимых. Потом, выучка, знаю пару волшебных слов. Научишь меня как-нибудь при случае, сказал он. Ну, пошли.

Кстати, очерк опубликован, сказал он, когда мы шли по двору к машине, сегодня, в «Кривде», в выпуске на Москву и область. А в каком виде? Мне звонил приятель из отдела печати, сказал — ни единой запятой не тронули, только убрали выпад против Ильича. Раз так, сказал я и прыгнул на водительское место, договорим, ибо будущее мое туманно, а дни кратки. Отвечаю на вопрос — «а что-нибудь еще». Все зависит от того, куда ты намерен вести регион.

— Область, ты хочешь сказать.

— Нет, регион. Галицию.

— Ты думаешь, это вопрос решенный? — спросил он после паузы.

— Не знаю. Но лидировать будет тот, кто станет учитывать этот подспудный фактор.

— Ты думаешь, они хотят независимости?

— Не знаю, чего они хотят. Они и сами этого не знают. Обычно люди хотят того, в чем им отказывают. А потом отказываются от того, чего страстно хотели. Из курса физики известна реакция деления. Атомы раскаляются, ссорятся и бесконтрольно делятся, хотя вначале таких намерений не имели… Но с кем же мы идем в разведку, с кем идем?

— Идем мы с кем надо, — сказал Сек, — но дойдет ли до финиша тот, кто возглавит гонку в такое время?

Зрело. О себе точно знаю, что не дойду, на том и покоится моя храбрость. Его такая перспектива вряд ли устроит. Он в расцвете сил, в семейном быту, не разбитом, как мой, катастрофическими решениями, жизнь ему дорога, и, хоть гром уже грянул, Сек все еще не верит, что status quo ему не сохранить ввиду изменения статуса всей державы.

Сулить ему увенчание заслуг благодарными гражданами Галиции, если сейчас, пока что-то весит, возглавит движение и так далее? Я-то знаю цену людской благодарности…

— Ты во что-нибудь веришь? — Он кивнул. — В непобедимые идеи раститскизма? Или в то, что надо прекратить это преступление и дать людям жить?

— Да, — односложно сказал он.

— Ну? — сказал я.

Он не шевелился. В наступившем молчании я разогнался, дернул рулем и тормознул так, что машину развернуло посреди дороги и наклонило. Когда она встала на все колеса, Сек сказал: ну, ясно, ты продемонстрировал, что жизнь ни в грош не ставишь, но я-то тут при чем? Когда закачаются весы истории, ты узнаешь — при чем, сказал я. Ну, ты даешь, отозвался Сек.