Тоска по Лондону

Так у тебя накопились претензии со времени последней нашей с тобой сессии… Тебе угодно называть наши ссоры сессиями, а мой анализ претензиями, парирую я, но претензии заявляют, когда надеются на изменения хотя бы в малом. Поскольку изменений ждать нечего, эти замечания правильнее назвать комментариями. Что ж, излагай комментарии, говорит Он. Надеюсь, на сей раз ты не станешь пенять мне, что Я завершил работу в шесть дней и, хотя она сделана была кое-как, как ты изволил выразиться, улегся почивать. Извини, я не был почтителен в последнем споре, но от сути не отрекаюсь, результат действительно не впечатляет. Ты, помнится, последний из твоих опубликованных опусов создал за три месяца, работая в среднем по три часа в день, что в пересчете составляет примерно те же 24×6144 часа, и был в восторге от своего творения. Да, но я же не требовал восторгов от всего сущего, парировал я. Изволь, сухо сказал Он, излагай по сути, но не лакай так водку, знай меру. Где уж смертному знать меру, так Ты нас задумал. Довольно, излагай.

Георг Кристоф Лихтенберг — знаешь такого? — сказал: «Если все должно стать лучше, то все должно стать по-иному». Если бы начать сначала, держался бы Ты этого принципа? или посчитал, что изменения пары-тройки начальных параметров достаточно для получения лучших результатов в этом — извини! — не лучшем из миров?

Он отвечает вопросом: «А что бы ты хотел видеть измененным? И как?»

Ну, скажем, обуздания венца Твоего творения. Как Ты полагал бы этого достигнуть?

«Желательно все же уточнить, что именно ты подразумеваешь.»

Сделай невозможным убийство одной твоей любимейшей твари другой любимейшей. Есть у Тебя для этого средства?

«А как быть с менее любимыми, с другими живыми тварями?»

А Ты не так глуп.

«Да уж, будь спокоен.»

Ты нарочно заводишь меня в дебри элементарных понятий, чтобы похоронить наш спор?

«Вовсе нет, просто напоминаю о связи всего сущего.»

Предвечный, — говорю и делаю второй глоток из своего стакана, — может, я не прав, но, по-моему, Ты загнал себя в угол. Ты снабдил человека совестью и раскаянием. Понятием о добре и зле. Даже способностью к самопожертвованию. А к ним осязанием, вкусом, обонянием и редкой изобретательностью в гнусных выдумках. Самый доброжелательный критик резюмирует: тварь не просто снабжена могучими средствами самозащиты, но перегружена ими в ущерб духовному. Удивляться ли смертоносной химии и прочему сверхоружию, если изобретатель их наделен таким разборчивым желудком, такими алчными глазами и такими гениталиями? Налицо явный просчет Творца в соотношении компонентов. Факт косвенно подтверждается самим Творцом. В инструкции по эксплуатации, выпущенной вослед, содержится тьма испуганных запретов — «Не..! Не..! Не..!» Дело выглядит так, словно Ты сразу же понял, что Зло доминирует в Твоем любимце. Уж не спрашиваю — зачем Ты вообще создал человека. Понимаю: чтобы веровал. Дорогой вариант, но, может, для столь гигантской созидательной работы и впрямь необходима вера. Хотя, извини меня, были сотни творцов, создавших удивительные вещи, не будучи поддержаны не то чтобы верой, сравнимой с возносимой Тебе, а хоть простенькой какой-то верунькой. Воздерживаюсь даже от вопроса о том, на что идет такая масса веры и где же результат. Но не могу не спросить: зачем Ты создал человека злобным и даже в вере пристрастным и неостановимым?

«Я создал его разнообразным. Ему дана свобода воли. Сочетание ума и воли делает человека властелином собственной судьбы.»

И в потоке военнопленных?

«Что ты хочешь сказать?»

Да просто интересно бы знать, как оставаться властелином своей судьбы, подыхая от голода и болезней за колючей проволокой лагеря военнопленных.

«Не знаю как, но можно.»

Ты бесчеловечный Бог!

«Я залит вашей кровью по вашей воле и вашими руками!.. Но довольно об этом. Не Я тебя, а ты Меня завел в дебри начальных понятий. Вернемся к конкретной ситуации. Вообрази себя в лагере. Перед тобой альтернатива: убивать или умереть?»

Когда — в двадцать или в шестьдесят? В двадцать жизнь передо мною как бесконечный сад, а меня только впустили в калитку. И вообще, я надеюсь, Тебе не нужно объяснять, что можно найти, если всколыхнуть осадок на дне самой чистой души…

«Да, ты уже понарасписывал и даже признался, что понимаешь расписанное, но избавь от подробностей», — поморщился он.

Ну, не ставь же себя на одну доску с Мудозвоном, взъярился я и понял, что собеседник удаляется. Обожди! Нежелание знать правду не относится к числу сильных сторон любого творца!

«Творцы не обязаны выслушивать хамов».

Извини, демонически усмехаюсь я и делаю третий глоток. От подробностей могу Тебя избавить в рассуждении того, что они и без меня Тебе известны. — Молчит. — Так не угодно ли Тебе кое-что изменить в творении, скажем, вычистить осадок? — Молчит. В осадке-то и гнездится человечье… — Видишь, как получается… Ты умудряешь творение, когда уже поздно исправлять содеянное.

«Никогда не поздно!» — с неожиданной силой говорит Он.