Тоска по Лондону

Еле слышный доносится звук. Стон. С трудом поднимаю веки, скашиваю глаза: кто стонет? Я. Слабо-слабо. А мне-то казалось, стены раскалываются от моего рева.

Лестничная площадка не колышется больше. Исчезла звездная синева. Я распластан на ложе, и раскинутые руки мои тяжелы, как белые карлики. В зарешеченное окошко под потолком вливается утренний свет. После ночи кошмаров свежий августовский день. День моей смерти.

Между прочим, полугода не прошло со времени первого моего поползновения уйти в лучший мир прямо из теплушки, как я сделал еще более серьезную попытку. От нее не осталось в памяти ни боли, ни страха. Помню лишь сонливость, радостные марши (победа под Москвой!) и унылые лица родителей. Сестра не приходила, над нею свершалась судьба, догнавшая ее позднее. А в тот раз мы оба выкарабкались и вошли в цепь приключений военного времени. В пересказе они кажутся смешными. Нам они смешными не казались. По прошествии тридцати почти лет мы с нею пытались вспомнить это под новым углом зрения, с юмором, и действительно смеялись долго-долго, смеялись так, что в конце концов обнаружили себя плачущими в объятьях друг друга.

Смутно помню свои стратегические идеи и планирование бегства на фронт, что имело радикально изменить ход событий на театре боевых действий. Но ясно помню неудержимое желание сестры умереть геройской смертью Зои. Это ужасало даже меня, что уж о маме говорить. Именно ввиду этого я не появился на фронте и не ускорил хода событий летом 43-го года — чтобы не оставить маму одну. А сестру болезнь заставила оканчивать школу. Пока она стряпала обед и убирала убогое наше жилье, я читал ей вслух заданные разделы из учебников химии, литературы и истории. В голове у меня от этого на всю жизнь остался винегрет, зато сестра окончила школу на отлично, и настал час разлуки с наилучшим моим дружком. Она уехала в Москву, а я тут же предпринял новую, хорошо скоординированную попытку покинуть юдоль сию при посредстве целого букета болезней.

Да, много возможностей упущено. А то ведь баланс жизни на планете мог быть хоть чуть-чуть да иным.

Что, и впрямь так думаешь? Насмотревшись на зигзаги истории с миллионными жертвами и нулевым результатом? А ты не из тех, кто оставляет след. Не благодетель и не душегуб.

Ну и что? Даже если бы был из таковых, оценка проста лишь для постороннего. Подводя итоги, благодетель найдет немало поводов для самобичевания, а душегуб для обоснования душегубства. Не исключено, что он-то умирает со спокойной душой, а благодетель в угрызениях совести. Да и как подвести итог противоречивых слов и дел?

Не знаю. Это суетные вопросы живущего, я задаю их по привычке жить. Умирающему они ни к чему.

Озираю свою берлогу. Списанные библиотечные книги. Бережно хранимые пластинки, которые редко слушал, не стало сил на классику. Сто лет одиночества прошло в эти короткие годы. Здесь я захлебывался страданием и (интересно! — бывал счастлив.

Непостижимо?

Непостижимо, что оказался здесь один. Я, произросший из семьи, привязанный к семье, проживший семейную жизнь… Какая сила швырнула меня сюда?

Как — какая? Сила любви, естественно. Самые нелепые поступки мы совершаем, подчиняясь этой силе. Да что мы… Животные под ее чарами теряют разум, осторожнейшие твари, которых не выследишь и не выманишь, лезут вслепую на смерть. Любовь! Другая крайность — ненависть. Не уверен, что мы способны их различить. И торопимся упростить ситуацию, зачисляя любовь в ненависть, а она, любовь, полыхает сильнее, чем когда бы то ни было, и мы теряем голову от несоответствия нашего чувства тому, что получаем. Не только любовь между мужчиной и женщиной. А между родителями и детьми? Между всеми, связанными узами близости?

Но на каких весах взвесить — что получаем, что отдаем? И другой вопрос, более важный: взвешивать ли?

Эй, там, в рубке, как бы вернуться вспять, против течения времени? Повернуть, так сказать, колесо истории?

Ишь, захотел! Думать надо, что делаешь. Фертиг!

Да, дела… Все уже по ту сторону, за перегородкой. Не из стекла, хуже, непроницаемее. Все вижу, слышу, но все уже какое-то не такое, не мое, независимое, и делается все назависимее отстраняет меня отодвигает а само уплывает приближается и уплывает но уплывает больше чем приближается и я качаясь на этой волне на этой волне на этой волне оказываюсь все дальше отсюда и все ближе к потоку который вечный всегда вне нас пребывающий и бывший до нас вне времени вечно в какой-то момент через миг или миг назад подхватил меня закружил и понес и несет и будет нести и в этом движеньи увижу свет услышу музыку родных голосов… или разверзнется мрак, полный команд, вынужденных поступков и криков ужаса, и это навечно? навечно?

Кажется, потащило… и отпрянул в последний миг…

Лежу одетый, как доехал, дошел, доплелся, лег или упал на живот, в забытье, в конвульсиях, перевернулся на спину и в классической позе зачатия и смерти жду конца.

Как бы это мне поскорее оторваться от настоящего?