Тоска по Лондону

Я подошел и хлопнул его по спине. Док, все образуется, дух твой восторжествует и поставит раком жену, просто обожди, пока она овдовеет. Он рассмеялся сквозь слезы и сказал: Иди к черту, отче! Напиши могучий очерк, покажи им, на что способен.

Вот, показываю…

Чаю, что ли, попить?

Включил газ, присел к машинке и вне связи с предыдущим, по крайней мере, без видимой связи стал писать эссе

ЧТО БЫВАЕТ

Бывает, что хорошие отношения тяготят, потому что обязывают, а обязательства нежелательны.

Бывает, что плохие отношения радуют, потому что освобождают от обязательств.

Бывает, что тяготящаяся сторона начинает глядеть на партнера отрезвевшим взглядом постороннего. Это неплохо.

Плохо, когда трезвеет лишь одна сторона.

Помедлил и с новой строки торопливо добавил:

Источником титского вдохновения является неугасимый патриотический восторг, который никогда не возникал и никогда не избудется, но пребывает, самовозгорающийся и самообновляющийся, в любом новом поколении из себя самого и любого идеологического дерьма.

ИМЕНЕМ РЕВОЛЮЦИИ! — напечатал я, перевел рычаг, и вдруг оно хлынуло:

Давайте-ка присядем на минутку. Отрем пот с чела и честно зададим себе крамольный на вид и мохнато-страшный вопрос: хотим ли снова создать революционную обстановку в нашей отдельно взятой стране?

И в этот момент явилась Анна. Я-то думал, мне ничего больше не грозит и следующий визит состоится недели через две. Примерно столько занимает цикл обегания всех членов ее кружка, одним из коих имею теперь честь состоять и я. Опять, да еще в такой миг!.. Мне захотелось умереть. Лицо у меня подвижное, и желание это так отразилось на нем, что Анна с разбегу остановилась посреди комнаты с прижатыми к груди руками и с внезапным ужасом на лице. И от этого ужаса у меня повернулось сердце. Мне уже не хотелось умереть. Я сладко поцеловал ее в угол рта и помог раздеться…

Потом она бормотала мне под мышку какую-то нежную чушь и вдруг выпростала голову и сказала с восторгом:

— Ты весь такой, что тебя хочется лизнуть.

— А у меня пропадает всякий аппетит, когда я думаю, сколько раз ты исполняла это желание с другими.

— Что? — не поняла она.

— Ничего. Шлюха ты.

— Ага. Была.

ГЛАВА 13. ПЕРЕЛОМ

Выяснилось, что еще более, чем мы не готовы были к войне, немцы не готовы оказались к зиме. Их высокомерная доктрина и мысли о зиме не допускала. Планировался всесокрушающий удар, развал государственной машины и конец.

Удар состоялся, еще и Сосо подыграл идиотской демонстрацией миролюбия. Удар удался, да народ помешал. Конец не наступил и уже не наступит: позавчера в войну втянуты Соединенные Штаты.

Издевательское в истории проявляется сопоставлением дат. Контрнаступление под Москвой началось 6 декабря. Бедненькое, а все же наступление. Что бы японцам повременить, поглядеть, как разовьются события? Тем паче, за неделю до этого немцев вышибли из Ростова и основательно потрепали в Приазовье. Что бы Токио подумать: Россия все держится, а если еще и Америку втянуть, плюс Британское Содружество — стоит ли с такой громадой начинаться? Но есть какой-то рок в делах сильных мира сего, инерция, которую, даже сознавая гибельность шага, одолеть они не могут. И японцы начали: 7 декабря состоялась атака на Перл-Харбор. Говорят, что и этот удар удался наславу. В ужасе ли американцы? Думаю, в ярости. Что, в конце концов, для США потеря флота? Оттяжка во времени. И вот ставки объявлены, и Германия уже официально в состоянии войны со Штатами, а это значит, что к нам всеми доступными путями пойдет американская техника и продовольствие. Судьба войны по-прежнему решаться будет усилиями и жертвами нашего несчастного народа, но исход ее теперь предрешен.

Как вещие звучат у меня в ушах слова русского национального поэта: «… кто нам тут помог? Ожесточение народа, зима, Барклай или русский Бог?» Не время подводить итоги, но уж Барклаев на сей раз у нас не было. Войска бросались в бой, как солома в огонь, рубежи не готовились, на что, правда, немцы нам и времени не давали. Армия, ополчение и население безжалостно приносились в жертву для удержания территории, которая именно поэтому терялась с особенно тяжкими потерями.

Единственный предмет, в котором человеки и учатся прилежно, и уроки извлекают, и помнят их — это военное ремесло. Канны и Фермопилы становятся предметом штудирования. Нет бы часть усердия уделить общественному устройству. Предмет сложнее? Но это и утверждает меня во мнении, что политики — собрание тупиц, и от простых смертных отличаются не умом, а апломбом.

Москву спасал Цаган. Делал это, как все делает, без пощады. Вникал в детали, забирался чуть не в передовые линии. И швырял навстречу немцам все.