Тот, кого я ненавижу

Однако даже наша проницательная Ася не всё знала и не обо всём догадывалась.

Например, ни у кого даже мысли не возникало, что я ненавидел своего брата. Всей душой ненавидел. И чем настойчивее мне твердили мать с отцом, что я должен его любить и всячески оберегать, тем больше крепла моя к нему ненависть.

Нет, если уж на то пошло, ненавидел я его не из зависти и не из ревности, хотя и ревновал, и завидовал всё детство.

Ненавидел я его из-за чувства полной своей беспомощности. Из-за навязанной мне зависимости от его воли и прихотей.

Началось это тоже ещё в детстве. На семь лет отец нам подарил игрушки. Мне машинку на пульте, Дане — железную дорогу. Я уж не помню, то ли там у него что-то сломалось, то ли ему наскучили вагончики, но он захотел мою машину. Я не отдал, самому нужна, я только-только разыгрался. Даня побежал к отцу в слезах. В итоге, машину отобрали, а меня наказали: угол прописали и улицы на несколько дней лишили. Чтобы я выводы сделал.

Только выводы сделал и Даня. И с тех пор меня шантажировал.

Когда я отказывался выполнять его очередное «хочу», он, хлюпая носом, мчался к родителям. И если мать меня просто увещевала, что надо брата жалеть и беречь, то отец тихо свирепел. Нет, за всю жизнь он руку на меня не поднял, но мне и трёхчасовые стояния в углу опротивели до невозможности.

30. Кирилл

Пацаном чуть постарше я любил пропадать с другими пацанами на улице, излазил все гаражи и деревья в округе, даже команду свою сколотил. И мы с азартом дрались толпа на толпу с пацанами из другого района.

Даня, понятно, в таких игрищах не участвовал, но хотел. Вот тоже идиот. На него же замахнись — и он в обмороке. Но приспичило и всё тут: «Возьми меня с собой играть! Или я папе скажу».

Я взял. Попросил пацанов тоже за ним приглядывать, если вдруг что…

Да его даже никто не тронул, он просто сам упал. Я и не заметил, как. Но упал Данька так неудачно, что связки на ноге порвал.

Мы с пацанами его, воющего от боли, дотащили до дома, а там нас встретил отец…

Даже вспоминать не хочу тот день. После этого отец решил, что улица — зло и я превращаюсь в гопоту. И отдал нас обоих в музыкалку. Культуры нам не хватает бла-бла-бла…

Вот где я бесился!

Я всё это жутко ненавидел поначалу — постановку рук, ноты, сольфеджио… Даня, наоборот, радовался. Но потом я неожиданно втянулся, а Даня, наоборот, охладел и, в итоге, бросил. А у меня вдруг обнаружились слух и музыкальная память.

Позже меня стали даже на какие-то выступления таскать. И так странно получилось, что музыкалку я всё равно еле терпел, хоть и доучился до конца, а вот играть мне нравилось. Ну, когда никто не стоит над душой и не кнокает, что «техника не отточена».

Когда мы стали постарше, Даня перестал меня шантажировать, а я перестал Даню ненавидеть, но и не полюбил…

Впрочем, полюбил-не полюбил, а родительский наказ охранять его выполнял всё равно. Тут мне себя упрекнуть не в чем. В нашей школе таких, как Даня, не гнобил только ленивый. У нас вообще в этом плане была жёсткая иерархия, как у зверей. Кто слаб — того грызут. Даню же никто не смел тронуть, знали, что за него я просто порву.

А потом меня в очередной раз нагнул отец. Я хотел уехать с другом и тогдашней подругой в Новосиб, поступить в универ, в НГУ, на факультет программной инженерии. Я и документы уже отправил, да даже по баллам прошёл, сдал информатику и профильную математику на отлично.

Но Дане, решили родители, нужна нянька и в институте. Никуда от себя они его, понятно, отпустить не могли, поэтому отец заплатил за нас обоих, впихнув в местный универ.

Сейчас, наверное, горько жалеет, что не отправил меня куда подальше…

На парах я, конечно, дико скучал, ну не моё это — какие-то морфемы-фигемы, тропы, даты, кто кого когда сверг. Я тупо не понимал: зачем оно мне сдалось?

Но разве отцу объяснишь? Хотя он всегда умел убеждать.

«Гуманитарное образование — оно ведь универсальное, — говорил отец. — Получишь диплом историка, пойдёшь в политику. Если дурь свою оставишь, многого сможешь добиться. У тебя вон и язык подвешен, и мозги работают. Хорошо устроишься, ещё спасибо мне скажешь. А там, с этим НГУ, ты чего бы добился? Работы сисадмина в какой-нибудь шарашкиной конторе? Тебе для примера сказать, сколько у нас в администрации зарплата и сколько в среднем у сисадминов? А ты ведь привык к хорошей жизни…».

Я всё равно выпрягался как мог, ну типа протестовал. Свобода же слаще, чем какая-то призрачная зарплата и прочая муть.

Но, в принципе, я психовал недолго. Тут я тоже быстро обзавёлся и друзьями, и новой любовью в лице Кристинки.

Это сейчас уже всё приелось, а тогда я реально был от неё без ума. Да, реально думал, как полный дебил, что вот она — настоящая любовь, которая раз и на всю жизнь. Хотя и Кристинка, кажется, была раньше не такой бешеной. Впрочем, я мог многого и не замечать, влюбился же.

Ну вот с этого, в общем, вся беда и началась.