Тот, кто держит за руку

На его счастье, в этот момент в дверях палаты появляются две медсестры, толкающие перед собой кровать с его супругой, которая бледная и бесчувственная лежит под белой же простыней, почти сливаясь с ней, словно призрак. Ее голова плотно забинтована, и я догадываюсь, что ее каштановые волосы обриты почти полностью. И это меня странно печалит… Бедная женщина! Сердце в очередной раз за день делает головокружительный кульбит — хочется взять эту восковую руку в ярко-синих прожилках вен и прижаться к ней лбом, пообещав, что всё будет хорошо, что я не позволю случиться ничему плохому… Но в любом случае, такие действия являются прерогативой ее мужа, не его, Марка, а тот стоит, как истукан, и кажется таким же бесчувственным.

Давайте выйдем на время, — предлагает доктор Хоффманн. — Пусть медсестры сделают свое дело… — И мы выходим. Каждый с грузом своих мыслей, каждый под гнетом собственных эмоций… И тут в моем кармане вибрирует телефон. Уже третий раз за утро, если уж на то пошло, но я упорно сбрасываю звонки, так как просто не в силах выслушивать нравоучения родителей. А в том, что звонят именно они сомневаться не приходится: еще часа два назад мне следовало быть дома и сидеть за воскресным завтраком. Не сегодня…

Вы можете подумать до завтра, — говорит между тем доктор Хоффманн Веберу, когда я возвращаюсь к реальности. — Мое мнение вы знаете… Тем более, у вас уже есть дети, насколько я знаю, и эта утрата… она не должна показаться чем-то чрезмерно невосполнимым… — В этот момент говоривший ловит мой взгляд, устремленный на него, и вдруг замолкает — видит, должно быть, написанное на моем лице негодование, высвеченное большими буквами «циничная бессердечность».

Нет, вы правы, — кивает Маттиас Вебер, не заметивший нашего с доктором немого переглядывания. — Тут не о чем и думать… Мелисса! — восклицает вдруг он, устремляясь к тоненькой девочке-подростку, которая цокает подошвой своих черных бареток прямо в нашу сторону. Отец и дочь неловко замирают друг перед другом..

Где мама? — спрашивает девочка испуганным голосом, и ее карие глаза вопрошающе замирают на отцовском лице. — С ней все в порядке?

Вы дочь фрау Вебер? — осведомляется доктор Хоффманн, искусно маскируя собственное удивление, которое сам я не в силах скрыть — оно так и застывает на лице, подобно плохо подогнанной маске.

Да, Мелисса Вебер, — девочка хлопает длинными ресницами под густо подведенными черной подводкой глазами. — Так что с ней? С мамой все в порядке? Я могу ее видеть?

Доктор Хоффманн прокашливается в кулак. Дочь моей маленькой незнакомки похожа на маленькую же фурию в черном оперении — она в черном с головы до ног. В носу — пирсинг с поблескивающим камушком, на руках — позвякивающие браслеты.

Она в палате, — доктор опасливо кладет руку на ее предплечье в успокаивающем жесте. Этому их учат, я тоже так умею… в теории. — Сейчас ее подключают к аппаратам, которые помогут поддерживать ее жизнеобеспечение в течение необходимого отрезка времени… Потом ты сможешь сразу же к ней зайти!

Я вижу, что девочка сбита с толку и ее первоначальный испуг сменяется захлебывающимся первобытным ужасом. Все это легко читается в ее карих глазах…

Аппараты жизнеобеспечения? — выдыхает она вместе с воздухом. — Все настолько ужасно?

Это кома, дочка, — наконец произносит Маттиас. — Она в коме…

В коме! — следует еще один быстрый выдох, параллельно которому девочка хватается за голову, запустив пальцы в свои короткие, выкрашенные в иссиня-черный цвет волосы. Из уголков ее глаз начинают течь слезы… — А ребенок?! — вдруг восклицает она с надломом. — Он жив?

Взгляды отца и дочери скрещиваются, подобно двум рапирам.

Ты знала? — в ту же секунду вскидывается Маттиас Вебер. В его глазах полыхает холодное пламя, так не похожее на его прежнюю апатичность…

Конечно, знала! — воинственно отвечает девочка. — По-твоему, кто советовал маме не рассказывать тебе о ребенке раньше времени?! Я знала, что ты будешь против… Что ты станешь заставлять ее сделать аборт…

Доктор Хоффманн снова покашливает в кулак, кажется, вся эта ситуация ему крайне неприятна, я тоже чувствую себя оглушенным и сбитым с толку, словно на меня налетел торнадо по имени «Мелисса» и закрутил с оглушительной силой. Отец этого «торнадо», к слову будет сказано, тоже несколько робеет…

Перестань истерить, Мелисса! — холодно одергивает он дочь. — Твоя мать в коме, и сохранить ребенка в таком положении невозможно… И я здесь не при чем!

Ты не хотел этого ребенка! — не унимается девочка. — Вы постоянно спорили из-за этого и вот… твоя мечта сбылась!

Я ни в чем не виноват! — вскрикивает ее отец. — Это был несчастный случай… — мне кажется или эти его слова звучат скорее как оправдание. Жалко и неправдоподобно, словно мужчина пытается убедить в этом самого себя.

Удобный несчастный случай! — выплевывает Мелисса зло, прожигая отца обвиняющим взглядом. Ее полные слез глаза светятся праведным гневом, как глубокие озера…