– Ну, мои полномочия несколько шире, чем…
– Шире, чем что?
Артур не смутился. Сел на место Окс-реда за компьютером.
– Ты же видишь, что работой никто не занимается.
– За меня не волнуйся.
– Я не за тебя волнуюсь, я за наше общее дело, – ответил Артур, открывая Оксанкины файлы. – Все только о грязи думают, о пошлости всякой. Смотри, что у нее в ссылках: сайт поклонников анального секса.
Мих смотрел на него пораженно.
– Поэтому мир и катится к концу, – продолжил Артур серьезно. – Это закат цивилизации. И наши дети будут расти при этом разгуле порока, при полнейшей разнузданности нравов, будут пропитываться этой гнилью!
Вошла Оксана. Артур поднялся с ее места и вышел, не сказав ни слова. Мих тоже молчал.
– Он тут рылся? – сообразила она. – И что нашел?
– Что-то про анал.
– Блядь, один раз зашла, и принесло его на мою голову! Сектант проклятый!
– Он сектант?
– Нет. Просто с тех пор как у него ребенок родился, он конкретно сдвинулся на пороке и конце света. А я думаю, не дает ему жена, да и все.
Окс-ред снова ругнулась.
– И что теперь? Пантину пожалуется? – спросил Мих.
– Нет. Пантина он тоже в чем-то подозревает. Сразу к Веронике побежит с докладом. Влетела я с этим аналом по ходу.
– И такое возможно, – посочувствовал Мих.
Она еще поматерилась. Покрутила кондиционер. Подергала мышь.
– Что-то я нервничаю. И неприятно жутко. Как будто я маньячка какая-то. Ты тоже так думаешь?
– Я? Нет.
– Это меня просто подруга узнать попросила, а дома Интернета нет.
Оксанка совсем сникла. Завесилась пестрыми волосами.
– Пойдем хоть покурим.
Вышли в коридор.
– Если тебя вдруг Вероника спросит, ты скажи про меня что-то хорошее, – попросила Окс.
– Я скажу. Даже если не спросит, – заверил он.
– А у тебя девушка есть?
– Есть. Беременна сейчас, – подстраховался Мих.
– Здорово, – кисло прокомментировала она.
В коридор вышел некурящий Пантин.
– Михаил Александрович, тебя Неля ищет. И вообще курить – это…
– Вредная привычка, – подсказала Оксана.
– Не по уставу, – добавил Мих.
– Вы там курите, а здесь все провоняло дымом! Я не переношу резких запахов, у меня от них сразу начинает болеть голова! Жуткая боль! – ругалась Неля.
Вспомнилась почему-то Мария Гордеевна, обладавшая нечеловечески хорошей переносимостью.
Мих подошел к ее загроможденному столу. Вот перед ним его первый главный редактор, его первый критик – пенсионерка, измученная мигренью. Но ее мнение так ценно, так дорого, чертовски важно.
Она протянула руку за статьями.
– Давай и иди.
– А можно с вами посидеть?
– А можно было не накуриваться?! Ладно, сиди.
Мих подошел к окну и присел на подоконник. Внизу неслись машины, и дрожали пыльные, посеревшие листья тополей. Неля читала молча.
И снова он подумал о пыли – о пыли времени, так тщательно покрывшей все вокруг, кроме ее молодого лица. А если бы вытереть – каким бы ярким стал этот мир: без мигреней, без ломоты в суставах, без ворованных ссылок, без белого-белого едкого дыма. Вернулось состояние полузабытого юношеского сна – сна, в котором он спасает мир, в котором он побеждает…
Она дочитала его работу и молча сунула в кипу других бумаг. Посмотрела на него без какого-либо определенного выражения на лице.
– Пойдет для начала? – бодро спросил Мих, чтобы скрыть волнение.
– Пойдет. Написано почти хорошо.
– Почти?
– Почти хорошо, – кивнула она. – И для журнала, разумеется, пойдет. Но что-то нехорошо.
– Что?
– Что-то очень нехорошо, Миша. Или не хватает чего-то.
– Но ведь выводы есть, есть мораль, есть резюме.
– Да-да, все есть, – снова согласилась она. – И все это даже остроумно…
Неля будто задумалась.
– Но все равно чего-то не хватает? – улыбнулся Мих.
– Но все равно чего-то не хватает, – повторила она. – Как только я пойму, чего, я тебе скажу.
– То есть я не победил?
Она не удивилась вопросу.
– Нет, ты не победил. Но это только первая работа. И не курите около моей двери, в кабинете – хоть топор вешай.
«Маразматичка, – резюмировал про себя Мих. – А статья хорошая».
20. МАТЕРИАЛ ДЛЯ СТАТЬИ. ИСТОРИЯ МАШИ
А однажды позвонили с шахты – сообщили, что произошел взрыв и Сережка остался в забое, под завалом. Я поехала на Краснознаменскую. Перед шахтой уже собрались родственники. И никто не знал толком, что случилось, кто погиб, кто жив.
Был май, только отцвели деревья, стояла невыносимая жара, солнце обжигало лица. На площади перед зданием вообще не было тени, а мы все стояли и боялись отойти, чтобы не пропустить никаких новостей.
Нет ничего хуже неизвестности: плакать или молиться. И все молились, даже неверующие, крестились на здание шахты.
Потом вынесли первых спасенных, но Сережки среди них не было. К вечеру на площади осталось совсем мало людей – только те, чьих родственников не нашли. Приехали мать Сережи, Вера с мужем. Потом спасательные работы прекратили, потому что живых под завалами уже не было. На следующий день к вечеру нам выдали его тело.