Тот, кто меня вернул

Я содрогнулась и невольно вскрикнула. Отчаяние забилось в горле пойманной птицей.

Похитители сделают так, чтобы моя смерть была похожа на самоубийство. Заставят меня написать предсмертную записку», — решила я и допустила страшную ошибку — взяла в руку карандаш.

— Каких слов? — всхлипнула, заикаясь от дрожи.

— Любых. «Мама мыла раму».

«Мама мыла раму», — послушно написала я, еле удерживая карандаш.

— Правша, да?

— Да, — ответила, не думая, слишком волнуясь о смерти, чтобы думать о жизни. — Что вы собираетесь со мной делать??

— Пойдём!

Меня привели в соседнюю комнату, при виде которой я завизжала так громко, что оглушила саму себя. Операционная. Наспех смонтированная обстановка, операционный стол больше похож на каталку без колёс. Тем не менее здесь планировали провести операцию. Всё было готово, и к комнате даже прилагался хирург. В халате, маске и шапочке.

Похитителям никак не удавалось взвалить меня на стол. Я извивалась, билась, орала. Врезала одному из мужчин ногой в живот, и он на время выбыл из дела.

Только когда врач ввёл мне успокоительное, мужчины смогли привязать меня к столу. Сквозь лекарственный дурман я отстранённо наблюдала, как врач — да и врач ли он? — тщательно готовил моё правое запястье к операции.

Не стал меня усыплять, садист. То ли повинуясь приказу Седова, то ли по собственной инициативе он издевался над обездвиженной жертвой, пребывающей в полусознательном состоянии.

Мне казалось, что я вот-вот смогу сдвинуть руку, спасти её. Потом мне казалось, что я двигаюсь, но рука лежала на месте. Потом я парила над столом, но ни разу, ни на секунду не отвела взгляда от операционного поля, на котором умело орудовали затянутые в перчатки руки моего мучителя.

Он сделал местную анестезию и достал скальпель.

Знаете, что страшнее всего? Он оказался хирургом. Опытным. Как он мог пойти на такое? Надеюсь, ему тоже угрожали. Очень надеюсь на это, потому что добровольно согласиться на роль палача могло только чудовище.

Он не мстил, а оперировал. Аккуратно, умело, тщательно.

— Девица должна жить! — напомнил кто-то.

— Долго и счастливо, — хихикнул другой голос.

Маски. Целый ряд масок. Незнакомый голос хирурга. Слова, которых я не понимаю.

Этот человек резал мою мечту, я видела её нежное розовое нутро на операционном столе. Промокая марлевыми салфетками её красные слёзы, мучитель оставался неумолим.

Я не чувствовала боли, только отстранённость и пустоту.

Ещё я слышала звуки, их я запомню навсегда. Всё, что делали с моей рукой, я слышала изнутри. Мерзавец калечил меня, и каждое прикосновение скальпеля гремело во мне набатом.

С каждым перерезанным сухожилием лопалась моя жизнь.

Василий Седов.

Беспринципный мужчина с на удивление тощими плечами только что убил меня. Беспричинно.

Он пришёл навестить меня через два дня после операции. Мы словно поменялись ролями, теперь хирургом был он. Вырезал мою душу и рассёк мою жизнь, а теперь пришёл объявить дальнейший прогноз.

Всё это время меня держали на снотворном, чтобы я не раздражала охрану. Аккуратно проверяли рану и ухаживали за мной, как за почётной гостьей. Еда из ресторана — не чета больничной — три раза в день. Я размазывала её по полу, швыряла в охранников, пару раз даже попала. Всего пару раз, на таблетках особо не покидаешься. Перед глазами всё плывёт, и трудно удерживать цель.

Седов-старший пододвинул стул и сел передо мной. Я лежала на кушетке на скомканных простынях, нечёсаная, потерянная и онемевшая. Пристальным змеиным взглядом Седов высосал из меня остатки жизни.

— Ты больше не притронешься ни к одному пациенту, — заявил он.

Крупная муха с зеленоватым отливом ползла по одеялу. Я пошевелила коленом, спугивая её. Охранник переступил с ноги на ногу и скучающе уставился в потолок. Кто становится охранником такого человека, как Седов? Неужели у них совсем нет совести?

— Валерия, ты слышала, что я сказал?

Интересно, сколько сейчас времени? Какой сегодня день? Как только Седов уйдёт, я спрошу охранника. С ненормальным папашей я разговаривать не стану.

— Хорошо, продолжай притворяться, Валерия. Позволь объяснить тебе, что происходит. С тобой случилась пренеприятная история. Ты парализовала моего сына и не смогла справиться с чувством вины. Два дня назад ты попыталась покончить с собой, порезав запястье, но опомнилась и сдалась в частную психиатрическую лечебницу. Порезала так глубоко, что пересекла сухожилия. Слишком большой стресс на работе, всякое случается. По твоей просьбе психиатр сообщил об этом Ярославу Игоревичу, и теперь ты на больничном. К сожалению, ты отказываешься принимать посетителей. Бедняжка. Даже хирургов не пустила и отказалась от операции.

Я никогда ещё не была на больничном. Странное ощущение, прежде не испытанное. Да и зачем мне больничный, если я никогда уже не стану хирургом. Нет. Не думать, не думать, не думать.