Тот, кто меня вернул

Я всё неправильно рассчитала, мне нет спасения. Придётся жить с тем, что случилось, от прошлого не избавишься. Никак.

Всё ещё держу левую руку протянутой, вдавливая ногти в ладонь. С самого процедурного кабинета так и не разогнула пальцы. Судорожно сжимаю. Всего лишь боль, одной больше, одной меньше.

Что теперь? Так и стоять с протянутой рукой, пока меня не застанут охранники? Возьмут тёпленькой, прочитав надпись на флаконе.

Закрываю глаза, сглатываю слёзы. Они льются в горло, по щекам. Откуда во мне столько слёз?

Что я здесь делаю?

Ведь знала же, что месть, как болезнь. Как острое безумие. Почему не отрезвела, не остановилась?

Глаза не открыть, слишком много слёз.

Вдруг ощущаю тёплые сильные пальцы вокруг моих.

В груди что-то обрывается и падает с утробным «Ууух!». Глаза распахиваются почти со щелчком, как у куклы.

АД.

Всё это время он стоял за дверью в палате Седова. Ждал меня.

Он здесь, чтобы меня остановить?

Он не собирался на работу, а сразу поехал к Седову, потому что догадался, что я задумала. Он предложил мне альтернативу мести, но я не послушалась, а он не стал отговаривать. Признал за мной право поступить так, как я сочла нужным. Отомстить.

А теперь стоит рядом.

Делаю глубокий вдох. Как оправдаться? Как объяснить, зачем я приехала в больницу? Мне нужно было прикоснуться к мести, постоять рядом, а потом отпустить. Навсегда.

Как сделать так, чтобы он поверил?

Серьёзный взгляд, побелевшие скулы — решительный взгляд непонятного, невозможного мужчины. Рука АДа всё ещё удерживает мою.

Надо оправдаться, срочно.

Сжимаю кулак сильнее, пытаюсь вырвать руку, но АД удерживает. Качает головой.

Согревает мой кулак между ладонями и одними губами говорит: — Отдай!

Отвечаю беззвучным «нет».

АД наклоняется ко мне, лицо к лицу, губы в губы и говорит:

— Отдай мне флакон. Я сам сделаю.

Целует меня этими словами, вдыхает их в меня, выталкивая отчаяние. Берёт мою боль на себя.

Снова отстраняется и требует, чтобы я разжала пальцы. Мои суставы побелели, ладонь ноет от боли, но я не могу расслабить застывшие от ужаса мышцы.

АД оглядывается на Седова, потом снова смотрит на меня:

— Что это? — спрашивает почти беззвучно, кивая на мой кулак. — Инсулин?

Смотрю на него во все глаза, не верю, что это действительно происходит. Что АД согласен пойти из-за меня на убийство. Он намекал на это прошлой ночью, но говорить — это одно, а действительно сделать — совсем другое. Убить человека, который спас твою жизнь, ради… ради чего? Ради кого? Искалеченной женщины, случайной знакомой, напомнившей АДу о его прошлом?

— Не надо, АД! — прошу беззвучно. Шагаю к нему, но он останавливает и заставляет вернуться в тамбур.

Он не пускает меня в палату, собирается взять на себя смертный грех. Прямо перед камерами, на моих глазах. Он сделает это ради меня, потому что мне нужна месть. Он мог запретить, отругать, запереть — но нет. Он оставил выбор за мной. Мне реально страшно. Так, как не было страшно никогда, даже на складе. Захлёбываюсь силой момента и мириадами возможных последствий. Горю. Излучаю физический ужас.

— Доверься мне! — говорит АД одними губами, но я не успеваю ответить, как за спиной открывается дверь.

Звук чужого дыхания застаёт меня врасплох. Хотя признаюсь, что я настолько выбита из реальности, что даже собственное сердцебиение звучит набатом.

АД не выпускает мой кулак, наоборот, накрывает его ладонью и притягивает меня ближе. Прислоняет к своей груди, непослушную, бесчувственную, как деревянную куклу.

— Просто доверься мне! — повторяет. Его дыхание щекочет висок.

В палату мог зайти кто угодно — врач, медсестра, охранник, — но я не способна сдвинуться с места. Даже обернуться, и то не могу.

— Золотой мальчик и обиженная девочка! Какая неожиданность — застать вас в палате отца в такой компрометирующей позе! — металлический смех Станислава Седова пробежался по спине отточенным лезвием.

Стас.

Он разбудит отца и тогда…

Боюсь представить последствия, да и фантазии не хватает.

— Ну что, Валерия Михайловна, твоя кишка оказалась на удивление тонка, да? — Стас совсем близко, прямо за моей спиной. Инвалидное кресло скрипнуло, переваливаясь через порог. Ручка коснулась моего бедра.

В тамбуре слишком тесно.

— Не смогла, Лера? Я так и думал, что не сможешь. Врачебная клятва встала на пути к справедливости? — Стас толкнул меня в палату, больно врезаясь колёсами в икры. — Заходите, дорогие мои, не стесняйтесь.

— Стас, тебе помочь?.. — поинтересовался охранник в дверях.

— Дверь закрой! — злобно прошептал Седов-младший, въезжая в палату. — Ох, папуля, ты проспал самое интересное. Тут такие страсти разыгрались! Твой золотой мальчик, твой совершенный во всех отношениях герой собирался тебя прикончить. — Хотя Стас и обращался к отцу, говорил он вполголоса, то ли не желая будить Василия, то ли осипнув от раздиравших его чувств. Выглядел он ужасно. Встрёпанный, как воробей, словно часами выдирал на себе волосы. Лицо раскраснелось, в глазах — нездоровый блеск.

АД притянул меня ближе и поцеловал в волосы.

— Стас, успокойся! — сказал он вполголоса. — Лера просто зашла…