— Лера, я вас умоляю, дайте моему безумному сыну руку, а то он так и будет орать, а мне и без этого плохо. — Седов-старший впервые посмотрел прямо на меня, не скрытую руками АДа и стойкой капельницы. Заметив белый халат, он вздохнул. — Стас, что за цирк ты устроил при враче? Извините, Лера, что я сквернословил. Мне нездоровится, а мои близкие выбрали этот момент, чтобы сцепиться рогами. Моё давление в порядке, но, если можно, дайте мне что-нибудь посильнее от головной боли. А когда уйдёте, заберите с собой моего недоумка-сына. АД, ты можешь остаться, но сиди тихо и не позволяй Стасу тебя доставать.
Неужели Василий Седов меня не узнал? Это ж сколько жизней надо разрушить, чтобы с такой лёгкостью забывать о своих жертвах? Да, я изменилась, но не настолько, чтобы он не смог меня узнать. С нашей встречи на складе прошло всего несколько недель.
Изменился он, Василий Седов.
Липкие сети болезни высасывают жизнь, не щадя даже самых сильных и хладнокровных.
Стас издал дикий, булькающий звук, словно накопленный за многие годы гнев кипел в его горле.
— Посмотрим, что ты скажешь о своём золотом мальчике через пару минут! Лера! Дай руку!
Было в голосе Стаса что-то такое, что пробудило его отца, заставило прислушаться к диким крикам сына. Приподнявшись, Василий нахмурился и посмотрел на меня. В этот раз, пристально. Узнавание скользнуло во взгляде, обдавая меня искрами страха.
АД попытался развернуть кресло.
— Оставь Леру в покое, Стас! — Угроза в его голосе была настолько ощутимой, что у меня задрожали колени. — Она тут ни при чём, твои счёты со мной. Веди себя, как мужчина, а Лера пусть…
Стас сделал неожиданный выпад, еле удержавшись в кресле, и схватил меня за сжатую в кулак руку. С силой сдавил запястье и оглянулся на отца, убеждаясь, что тот следит за его действиями.
Без слов и колебаний АД встал за моей спиной, обнял, невзирая на моё сопротивление, и протянул ладонь следом. Накрыл мою руку своей, показывая Седовым, что мы вместе, что это преступление — наше общее. Глупо, бессмысленно подставил себя. Почему же от его действий так сладко заныло в груди? Почему ужас смешался с восторгом?
Потому что мы не имеем права ожидать такой жертвы от другого человека. Не смеем даже мечтать. Это слишком сильно, слишком остро и навсегда. АД позволил мне сделать выбор, а потом встал рядом и взял меня за руку.
Такое не сотрёшь из памяти, не заменишь обыденным воспоминанием. О таком не болтают за чашечкой кофе. «Однажды мужчина принял мой смертный грех на себя…»
Такие поступки залегают в тебе новым генетическим кодом, определяя всю дальнейшую жизнь. С таких моментов начинаются новые эпохи.
Стас фыркнул и кивком приказал мне открыть ладонь. Собравшись с силами, я посмотрела на Василия Седова и задохнулась. Он, наконец, проникся пониманием, что происходит нечто важное, во что его забыли или не успели толком посвятить, и теперь смотрел на АДа. Не на мою руку, не на сына, а на АДа, который, прижавшись ко мне всем телом, удерживал в руке мой грех. Видели бы вы это взгляд, ему нет описания.
Скажу одно: если Василий Седов способен на человеческие чувства, то он истратил их все на одного человека. На АДа. Защищающего женщину, которая не заслужила его жертвы. Ни разу. Никак.
Не знаю, что увидел Василий в нашей позе, но его шок передался мне холодной дрожью.
Момент истины.
Раскрытая ладонь АДа под моей рукой, удерживает, даёт опору. Медленно, один за другим я разжимаю пальцы. Ногти оставили синюшные следы на ладони. Глубокие лунки, из которых сочится кровь.
Все четверо смотрим на мою ладонь с волнением.
Ни один из нас не дышит.
Моя ладонь пуста.
Никто не удивлён этому больше, чем я сама. Снова смыкаю пальцы, открываю — та же картина. Украдкой смотрю на пол под ногами — не выронила ли? Разглядываю кровавые лунки на ладони — нет, я не размыкала пальцы.
Стас с силой дёргает меня за руку, так, что я чудом удерживаюсь на ногах. Не падаю только благодаря АДу.
— Ты! — завопил Стас, показывая на АДа. — Ты! Ты забрал у неё флакон!
— Какой флакон? — спокойным голосом спрашивает Василий, хотя догадка уже теплится в его глазах.
— Они собирались тебя убить! — с пеной у рта клянётся Стас, даже не считая нужным пояснить, за что. Не сомневаюсь, что желающих избавиться от Василия достаточно. — Я поставил камеру у входа и следил за ними, а потом застал их в палате.
— АД не имеет никакого отношения… — начала я, но слова упёрлись в сухую ладонь АДа, превращаясь в мычание. Он заткнул мне рот. Убедившись, что я молчу, задвинул меня за спину и встал между Седовыми, разводя руки в стороны.
— Обыщи меня!
— А вот и обыщу! — мерзким голосом завопил Стас и, резко развернув кресло, позвал охранника.
— Не смей! — попытался прикрикнуть Василий, но тут же устало откинулся на постели, сжимая пальцами виски. Как всё повернулось, отец и сын поменялись местами. Всего несколько недель назад Седов-старший приказывал и карал, а сын, обессилевший после наркоза, устало сопротивлялся воле отца.
— Я хочу, чтобы меня обыскали! — настоял АД.