— Лучше ей! — проворчал АД, застёгивая джинсы. — Ты с самого начала думала только обо мне. Эгоист бы требовал, настаивал, жаловался, а ты, даже страдая, думала обо мне. О том, что со мной не так, почему я тебе помогаю. Подстраивалась под меня в попытке добраться до сути и помочь. Мне! Ты пыталась помочь мне, а не себе.
— У меня ничего не вышло.
— Ты правда так считаешь? — усмехнулся он через плечо. — Ты отвлекла меня от собственного ада. Всё это время я думал только о тебе.
— Будем считать, что мы друг друга отвлекли, — слабо улыбнулась я.
Мы одеваемся. Поспешно, не глядя друг на друга, как любовники после тайной встречи.
— Что делать с этой квартирой? — спрашивает АД, зашнуровывая ботинки.
— Ничего, спасибо, только посоветуй надёжных перевозчиков. С владельцем свяжусь сама.
Кивает.
— Деньги… — начинает сложную тему. Ещё не предлагает, но готовится.
— Всё в порядке, у меня достаточно сбережений. Я ещё не оплатила тебе моё содержание за эти дни.
— Про бензин не забудь, — усмехается он. — Плюс я беру почасовую оплату, как твой шофёр и нянька. — Качает головой. — Не говори глупостей.
— Ты тоже.
Я иду к двери, но АД настигает и сжимает меня в неловком кольце рук. Слишком сильно, слишком недолго.
— Вот теперь можешь идти.
— АД! Ты знаешь, что я…
— Знаю, Лера, — прерывает он.
Не хочет услышать моё признание?
Мы расстаёмся по-деловому. АД уже меня отпустил, поэтому эмоции схлынули с его лица, уступая место привычной мрачности. Включив радио, он везёт меня на вокзал.
До поезда ещё целый час, и мы можем перекусить, выпить кофе, погулять, поговорить…
Нет, «мы» ничего не можем, потому что «нас» не существует.
Поэтому, когда АД паркуется в неположенном месте, я покорно выбираюсь из внедорожника. Если бы он собирался ждать поезда вместе со мной, поехал бы на стоянку.
Он остаётся в машине.
— Ты в безопасности, Лера.
Звук его голоса, как скрежет ржавого механизма. Эмоций — ноль. На лице — штиль, идеальное спокойствие.
Я плачу. Слёзы на удивление светлые и очень тёплые. Вытираю их ребром ладони и улыбаюсь. Мне немного страшно, чуть-чуть, не более того. Остальные чувства настолько глубокие, что не описать. Не отделить одно от другого. Настолько сильные, что, как хребет, держат меня и двигают вперёд.
— Счастливого пути, Лера.
Слова, как иней на ресницах. Тяжёлые, колючие, тянет закрыть глаза. Холодом режет взгляд.
Иду к вокзалу. За спиной сигналят недовольные водители, но АДа это не волнует. Оборачиваюсь в надежде, что он следит за моим уходом, но нет. Откинулся на сидении и смотрит вперёд. Руки сложены на руле, постукивает пальцем по запястью.
Вернуться бы и сказать, что я его люблю. Что хочу переиграть всё сначала, но в этот раз не допущу ни одной ошибки. Буду всю жизнь вымаливать его прощение. Можно снова струсить и оставить записку. Подойти к машине под глупым предлогом и положить лист бумаги на заднее сидение. Одно слово — «люблю».
Думаю, АД и так знает, что я его люблю, он всегда и обо всём догадывается. Ему не нужны мои записки, а мне не нужны лекции о том, как глупо я всё испортила. Сама знаю, что недостойна АДа. Мне предстоит вместить это гигантское сожаление в мою оставшуюся жизнь.
Вот и вокзал.
Я осталась одна, и в этом есть что-то настолько сильное, что дыхание вздрагивает во мне судорогой. Лера, прошедшая через ад. Мне предстоит разобраться в случившемся, понять, как и почему я позволила слепящему безумию мести взять верх над разумом. Но это потом. А пока я должна познакомиться с собой, новой и незнакомой. АД прав, что отпустил меня, иначе нельзя. Я должна остаться наедине с собой и начать сначала.
А потом, однажды, может быть… если сможет, если захочет, если тяга не исчезнет, АД найдёт меня.
Не верить чужим словам и чувствам очень легко. Но я не могу не верить поступкам. АД меня найдёт.
Люди обнимаются, тискают друг друга, не снимая шапок, пальто и рукавиц. Растирают слёзы по обветренным счастливым лицам.
Вокзал. Жизнь, переливающаяся через край.
Как же хочется этого — смеха до слёз, человеческого тепла, самого обычного, прозаичного быта.
Хочется помогать людям. Это желание настолько сильное, что я прижимаю руку к рёбрам и задерживаю дыхание. Я соскучилась по людям. Смотрю на них, и разбросанные части души постепенно встают на место.
Я вижу их — в палате, в моём кабинете, в больничном коридоре. Мы обмениваемся улыбками и взглядами, которые порой сильнее и пронзительнее долгой беседы.
Я — врач, и этим всё сказано.
Пойду-ка я, переиграю мою жизнь. Пора.
ЭПИЛОГ