Тот, кто полюбит все твои трещины

Сначала у нее не получалось уснуть, поэтому она посчитала от трехсот до нуля семерками, затем восьмерками, затем девятками. В 3:32 она проверила, не было ли у нее новых сообщений – но их, естественно, не было, потому что на часах было 3:32 ночи. Было довольно нормально не получать сообщения в 3:32 ночи. Это было нормально, обычно и это то, чего Люсинда заслуживала.

Люсинда проснулась утром с ноющей шеей, что было тоже вполне заслуженно.

Пробки по дороге на работу были нормальными. На автостраде была жуткая авария, что статистически соответствовало обычному положению дел. По радио прозвучали восемь очень популярных песен, Люсинде нравились они все, но ни одна из них не была ее любимой, и она на минуту задумалась, а вдруг она больше не сможет ничего полюбить, это было очень нормально – на секунду задумываться о таких вещах.

Когда она приехала на работу, у нее не было новых сообщений.

На почте висело тридцать одно новое письмо, но они все были или по работе, или просто рассылки, от которых ей было лень отписаться. Она на секунду задумалась: что, если через сотни лет после того, как ее похоронят и окончательно забудут, ее последним сохранившимся наследием станет никогда не проверяемый почтовый ящик, который продолжит получать с десяток сообщений в день от почтовых ботов, которые понятия не имеют, что она давно умерла, и поэтому не интересуется двадцатипроцентной скидкой на вторую покупку в Sephora.

Она обедала в одиночестве. «Цезарь» с кейлом и газировка.

– Любишь ты эти «цезари» с кейлом, – сказала секретарша Дебби, передавая Люсинде ее «Цезарь» с кейлом.

– Ага, ну, мне нравится лишний раз вспоминать, что, если получить достаточное количество ударов ножом в сердце, рано или поздно в честь тебя назовут салат.

Это была средняя шутка, но Дебби рассмеялась так, будто она была смешнее среднего, что было очень мило с ее стороны. Все были Очень Милы с Люсиндой последнее время, что только все ухудшало, потому что это означало, что они знают. Конечно, вряд ли они могли прям-таки знать, потому что никто на самом деле не знал, ну, почти. Тот факт, что никто не знает, был неотъемлемой частью происходящего, одновременно и хорошей, и плохой. Но все равно каким-то образом люди узнали что-то, и поэтому они вели себя Очень Мило. На кухне шли Разговоры о том, Что Нам Всем Надо Быть Помягче с Люсиндой, потому что у нее сейчас Сложный Период, хотя у Люсинды был не такой уж сложный период, у нее был обычный период в жизни, как у любого другого. Все было нормально, скучно и обычно, и довольно отстойно, но и это было неплохо.

Ровно в 14:18 к ней в кабинет заскочил Гэвин, чтобы спросить, закончила ли она собирать в один отчет все обращения в техподдержку за сорокапятидневный период, обозначенный в групповом иске как «Период взрыва Bluetooth-наушников». Люсинда сказала, что еще нет, но она сможет все отправить до конца часа, и она не сказала, что эта работа заняла у нее больше времени, чем обычно, поскольку новая большегрудая помощница по правовым вопросам, которую нанял Гэвин, имела очаровательное свойство путать код города и индекс; с учетом всего это было очень достойно – не говорить об этом.

Гэвин улыбнулся, что было Очень Мило, и Люсинда подумала, что со стороны Гэвина ужасно жестоко быть Очень Милым, и Гэвин сказал: «Большое спасибо, Люсинда».

«Без проблем», – сказала Люсинда, Гэвин еще раз улыбнулся и вышел.

Люсинда открыла отчет, над которым работала, и подумала о том, как Гэвин сказал «Большое спасибо»: он не сказал «Большое спасибо, Люси». Он сказал «Люсинда», ее и правда так звали, но, когда он это сказал, фраза прозвучала странно, хотя не должна была, потому что Люсинда, в конце концов, ее имя, и было бы гораздо более странно, если бы он сказал «Люси», потому что так ее зовут только бойфренды, а Гэвин на данный момент не был ее бойфрендом.

Люсинда достала телефон и набросала сообщение Гэвину: «Работаю над отчетом прямо сейчас. Извини, что это заняло столько времени, но ты же знаешь, коалы спят по двадцать часов в день».

Она посмотрела на текст и, слава богу, решила его не отправлять, а вместо этого отправила: «Извини, если это было странно».

После отправки сообщения она увидела три точки, означавшие, что Гэвин работает над ответом, но над чем бы он там ни работал, он так ничего и не отправил, и три точки исчезли. Люсинда отложила телефон в ящик стола и начала работать над отчетом. В 14:42 она все закончила, но не хотела ничего отправлять, не проверив сначала, не ответил ли Гэвин на ее сообщение. Он не ответил. Она подождала ровно до трех, затем отправила отчет во вложении к письму, в котором было написано «Держи».

Через восемнадцать минут он ответил письмом, где было написано «Спасибо».

Она не проверяла телефон все время, пока ехала домой, но, когда она приехала домой, Гэвин все еще не ответил на сообщение «Извини, если это было странно». Она подумала, не написать ли ему снова: «Извини, если то сообщение о том, было ли странно, было странным», но не написала, слава богу.