Тот, кто полюбит все твои трещины

Люсинде было очень важно, чтобы все в фейсбуке понимали, что у нее все еще не дошли руки поменять фотографию, потому что вот как мало ее это заботит, а не потому что она была зациклена на этом или типа того. В конце концов, у них с Гэвином не было какой-то трагической истории любви, о таких романах не пишут великие оперы. Это была история, о которых пишут обычные оперы, на постановку которых приходят в основном друзья парня, написавшего оперу, а потом все просто тусуются в лобби, пытаясь придумать, что бы хорошего ему сказать, а потом автор выходит и они все такие: «Эй! Только посмотри на себя! Ты написал оперу! Ух ты!»

Больше всего Люсинду раздражал тот факт, что им все еще приходилось работать вместе. Гэвин продолжил существовать в этом мире, что казалось Люсинде крайне невежливым.

Если бы вы были детективом под прикрытием, наблюдающим за перемещением людей в офисе Weissman, Zeitman & Kinsey, вы могли бы заподозрить, что Люсинда когда-то была влюблена в Гэвина, но вы бы никогда не угадали это по тому, как он говорил с ней, как она себя вела, когда говорила с ним, потому что сейчас они едва ли могли вообще друг с другом разговаривать. Каждый разговор, словно знаками препинания, был окружен долгими неловкими молчаниями – но сделано это было как в испанском языке, поэтому за каждым разговором следовало долгое неловкое молчание и ему предшествовало то же самое долгое неловкое молчание, но вверх ногами.

И когда он с ней заговаривал, он называл ее Люсиндой, что разрезало и выворачивало ее каждый раз, несмотря на то что она понимала, как это глупо: ну а как еще ему ее называть? Люси? Нет уж. Коала? Нет. Он раньше называл ее коалой из-за того, как она обхватывала его руками и ногами в кровати, как коала – ветку. Как коала оборачивается вокруг ветки, она обернула вокруг него всю свою жизнь. И теперь ветка исчезла и Люсинде нужно было как-то справляться с тем, что ее жизнь была обернута вокруг ничего – что, конечно же, было абсолютно нормальным. Вся боль, которую теперь чувствовала Люсинда, была нормальной. Пустота была нормальной. Суровое сжигающее скучнейшее ужасное грубое бесплодное одержимое тупое пятисотвольтовое небытие, которое теперь ее полностью поглощало, было абсолютно обычным.

Люсинда посмотрела на телефон, просто чтобы проверить время. Она заметила, что новых сообщений не было, и положила телефон обратно в ящик стола. Затем она поняла, что на самом деле не посмотрела на время, поэтому достала телефон снова. Она отметила, что с тех пор, как она положила телефон в ящик стола, новых сообщений все так же не появилось. Она снова положила телефон в ящик стола. Затем вспомнила, что на компьютере тоже были часы. Было семь минут второго. Она заметила, что на компьютере все еще была открыта ее страница в фейсбуке, и ей стало интересно, сколько человек прошли мимо ее офиса по пути в переговорную «Н» и заметили ее гавайскую фотографию с рукой таинственного мужчины на талии.

Проблема с кабинетом Люсинды заключалась в том, что стены были сделаны из стекла, он находился в самом центре офиса, поэтому невозможно было не посмотреть на него по пути на кухню, или в туалет, или в переговорную «Н». Ей раньше нравилось находиться в центре всего: это придавало ей ощущение собственной важности. Но теперь она чувствовала себя как рыба в аквариуме, постоянно на виду. Просто симпатичной картинкой, на которую людям нравится смотреть.

Она удалила свой профиль в фейсбуке.

И решила, что не будет проверять телефон еще час.

За этот час она сделала много работы, а также много размышляла о том, как много она работает и как же хорошо, что она больше не встречается с Гэвином, потому что теперь она может сконцентрироваться на работе. Когда она встречалась с Гэвином, то приходилось тратить значительную часть дня на придумывание причин, как бы зайти к Гэвину в кабинет, но теперь она об этом не думала и поэтому могла быть по-настоящему продуктивной.

Она часто зависала в дверном проеме кабинета Гэвина после того, как лично отдавала ему какой-нибудь отчет, и каким-то образом превращалась из скучной Люсинды, которой она всегда была, в какую-то другую Люсинду, восхитительно остроумную и обаятельную, которая может выстроить полноценный разговор вокруг таких искрометных тем, как Над тем отчетом было очень весело работать, или Как Гэвину Колорадо-Спрингс?, или Поскольку она здесь выросла, то, может, дать ему совет, чем заняться в Колорадо-Спрингс? и (когда он разгадал ее задумку и подыграл: «Так чем лучше всего заняться в Колорадо-Спрингс?») Оу, блин, м-м-м… поехать куда-нибудь еще?