Мама протягивает мне «Магнум» и роется в сумочке в поисках монет. Берет трубку, нажимает кнопки и, когда кто-то отвечает, просит позвать Мартина Картера, а затем говорит:
— Ханна.
Я дергаю ее за рукав.
— Можно мне поговорить с…
— Ш-ш-ш-ш, — обрывает она.
Затем я слышу голос отца. Громкий и злой, хотя папа на работе, а я слышу его через трубку, прижатую к уху мамы.
— Он в порядке, — говорит она, когда на другом конце провода повисает пауза. — Он здесь, со мной.
Папа что-то спрашивает.
— Неважно, где мы, — отвечает мама. — Я хочу знать, почему ты объявил нас в розыск. Мы только что услышали это в новостях по радио. Ты знал, что я беру сына в поход, я тебе сказала.
Я не слышу, что говорит папа, приходится угадывать по продолжительности пауз, выражению лица мамы и тому, что она произносит в ответ.
— В записке, — хмурится мама, слушает папу, вздыхает и закатывает глаза. — Той, что на подоконнике у двери. Еще твое имя на ней написано.
Пауза.
— Что ж, она там. Я бы не забрала Финна, ничего не сказав. За кого ты меня принимаешь?
Длинная пауза, затем папа что-то долго говорит. Мама плачет.
— И все равно нечего было идти в полицию. Это не их дело. Скажи, что произошло недоразумение. Что сын цел и невредим.
Папа кричит, и я слышу каждое слово:
— Я позвоню в полицию, когда ты, твою мать, приведешь его домой!
Я тоже начинаю плакать.
— Ему стало плохо, Мартин, — говорит мама. — Его тошнило в ночь перед отъездом, ты вообще в курсе? Мне нужно было вытащить сына из этой ситуации ради его же блага. Вчера вечером я предложила ему поехать домой и пойти в школу, но он не захотел. Нам нужно его слушать, Мартин, а ты перестал. Другого пути не было.
Еще одна пауза. На этот раз папа говорит тише.
— И как, думаешь, привлечение полиции поможет ему в школе? — спрашивает мама. — Его имя гремит в новостях, дети и родители думают, что я сбежала с ним, ничего тебе не сказав. Как думаешь, когда он вернется, ситуация станет лучше?
Мама, кажется, изо всех сил старается не плакать и ждет, когда подойдет ее очередь говорить.
— Это не я замолчала, Мартин. Ты отказался продолжать диалог и начал общаться с помощью писем адвоката, угрожая забрать у меня сына.
Похоже, реплика верная, потому что на другом конце телефона повисает тишина, а затем голос отца, кажется, становится тише.
— Ты должен пообещать мне, что поведешь себя разумно, когда мы вернемся домой, — говорит мама. — И первое, что ты должен, — пойти в полицию и сказать им, что все это недоразумение. Когда я пойму, что смогу вернуть Финна домой без их участия, так и поступлю. Но сперва ты должен заставить их прекратить поиски.
Она кладет трубку и крепко обнимает меня, всхлипывая мне в волосы.
— Прости, Финн. Прости за все это.
Я не вырываюсь и плачу сам. Наши голоса сливаются, будто мы поем одну и ту же песню. Мой учитель музыки сказал бы, что у нас хорошо совпадают тембры.
— Почему он вызвал полицию? — спрашиваю я.
— Говорит, что не видел моей записки. Он думал, что я сбежала с тобой. Что мы не вернемся.
Я смотрю на нее, представляя, как, должно быть, перепугался папа.
— Ее могло сдуть, когда ты хлопнула дверью, — говорю я. — Как однажды снесло твой список покупок. Он упал за полку для обуви.
— Правда?
— Ага, я его нашел, когда искал кроссовки, и положил обратно на подоконник.
Мама крепко зажмуривается.
— О боже. Как я могла быть такой глупой?
— Перезвони ему и скажи, — предлагаю я.
— Не сейчас. Надеюсь, он звонит в полицию.
— Тогда позже.
— Может быть.
— Он поищет, когда пойдет домой, да? Найдет записку, прочитает, поймет, что ты не соврала, и все будет в порядке. И у меня не будет проблем с полицией.
Мама снова начинает плакать. Я внезапно вспоминаю, что все еще держу «Магнум».
— А можно есть мороженое в телефонных будках? — спрашиваю.
Мама наполовину плачет, наполовину смеется и смахивает слезы со щек.
— Да, но лучше мы выйдем на улицу, вернемся за угол в то тихое место.
Пытаюсь открыть дверцу телефонной будки, но она очень тяжелая. Мама протискивается мимо меня и толкает ее попой. Идем туда, где были раньше, и я вглядываюсь в кусты через дорогу, не притаились ли там полицейские.
Разворачиваю «Магнум». Он немного подтаял, но, если я съем его быстро, думаю, все будет хорошо. Однако вкус не такой приятный, как я помню. Раньше мороженое на вкус напоминало отпуск. А теперь слезы, крик и плохое самочувствие. Ищу мусорное ведро, но его нет, поэтому я кладу палочку в карман брюк.
— А теперь мы идем домой? — спрашиваю маму.
Она качает головой и снова прикусывает губу.
— Я не знаю, Финн, — признается мама, садясь на маленькую стенку на обочине дороги и кладя голову на руки. — Я так напортачила и теперь не знаю, что делать дальше.
— Я не хочу, чтобы нас нашла полиция, — говорю я. — Не хочу, чтобы меня арестовывали.
— Тебя не арестуют, — заверяет она. — Они просто хотят знать, что ты в безопасности.
— Так почему бы нам не пойти в полицейский участок и не показаться им?
Мама вздыхает и берет меня за руку.