Читаем Тот самый полностью

Я хотел продолжить беззаботный разговор с Киром, не вспоминая о проблемах. Я чувствовал себя свободным подобно Икару, который первый раз взлетел в небо. Мне не хотелось терять обретённую лёгкость, но вибрирующий телефон вынуждал меня вернуться в реальность.

Прочитанное вызвало во мне прилив злости. Неужели мама и правда собиралась это сделать?

Кир, заметив перемены в моём лице, больше не задавал вопросов.

«В следующем сообщении вышлю координаты».

Я закатил глаза. Алиса всё вокруг себя превращала в тайну.

– Мне нужно ехать, – я отыскал взглядом велосипед в траве и посмотрел на Кира. – Наверное, это важно. Пока не знаю.

Кир так и остался стоять на месте, подкидывая половинку яблока. Он небрежно кивнул и спрятал перо под футболку. Кир посмотрел на меня и отогнал от лица муху. Я стоял достаточно близко, чтобы слышать размеренное дыхание. Голубые глаза Кира смотрели куда-то поверх моего плеча. Я засомневался, но только на секунду.

– Если хочешь, можем поехать вместе.

Кир мог отказаться, и я на мгновение пожалел о сказанных словах. Кому интересны чужие семейные разборки? Я не хотел слышать отказ, и мне следовало промолчать, сохраняя иллюзию контроля ситуации. Только доверие как раз и состояло во временной потере контроля. «В добровольном отказе от контроля», – мысленно поправил себя я.

Вопреки мыслям Кир снова кивнул. Я кивнул в ответ и пошёл за велосипедом.

– Я думал, ты тоже приехал на велике, – с лёгким прищуром я взглянул на Кира.

– Ты ошибался.

– Ладно. Тогда садись сзади.

Прежде чем покинуть школьный двор, Кир слез с багажника и размотал ржавую цепочку на калитке. Когда мы уезжали, солнце светило нам в спины, а под пальцами я чувствовал шероховатость ржавчины руля.

Затылком я ощущал тёплое дыхание Кира. Волосы прилипли ко лбу крупными кольцами. Очертания города в лучах солнца казались чёткими и резкими.

Подъезжали к указанному в сообщении месту, я готов был выплюнуть лёгкие, и всё, что мне хотелось – сделать глоток воды. Глоток ледяной воды. Я остановил велосипед и молча слез с него. Оказавшийся рядом Кир перехватил горячий от солнца руль: я же склонился, опираясь ладонями о колени, и тяжело задышал. Сердце билось где-то в горле. Как только дыхание пришло в норму, мы двинулись вперёд.

Я увидел Алису. Чёрные солнечные очки прятали глаза. Она сидела на скамейке, а тени ветвей каштана покрывали её лицо узором.

– Я и сам не знаю, что мы здесь можем увидеть, – я смотрел только вперёд.

– И думаешь, можно ли это видеть мне.

– Не знаю… – я пожал плечами. – Всё сложно. Мы не то чтобы нормальная семья…

– Если ты думаешь, что я жил в нормальной, то ты плохо слушал мою историю.

Мы обменялись быстрыми взглядами. Кир катил велосипед рядом с собой. С каждым шагом Алиса становилась всё ближе к нам.

– Если думаешь… – сказал я Алисе, по-прежнему ощущая сухость во рту. – Если думаешь, что мама не узнает тебя в солнечных очках, то у меня для тебя плохая новость. Шпион из тебя так себе.

Я постарался улыбнуться, но улыбка вышла вымученной, поэтому я быстро бросил эту затею.

– Заткнись, – злобно прошипела Алиса. Она развернулась и только сейчас заметила Кира – Привет, Кир. Не думала тебя здесь увидеть.

– Если ты не против, – сказал я.

– Я не против. Так даже лучше.

– Привет-привет, – Кир кивнул ей и улыбнулся.

Когда я увидел Алису, её нервные движения и быстрые взгляды куда-то вверх, то понял, что всё ещё злился на неё. Злость никуда не делась. Притаилась, усыплённая жарой, но не исчезла. Мы посмотрели друг на друга, и я догадался, что Алиса тоже это поняла. Тёмное стекло солнечных очков не могло скрыть её взгляд.

– Там, – она кивком указала наверх, и мы все трое задрали головы.

Я молча разглядывал пустые окна пятиэтажного дома. Их закрывали застиранные ситцевые занавески, тюли, плотные струящиеся шторы. Я смотрел в квадраты окон, подсвеченные светом люстр. За стеклом воображение рисовало тонкие узловатые пальцы на занавесках и людей, приникших к окнам по ту сторону квартир. На самом деле никого не интересовали подростки, скучающие во дворе. Таких, как нас, были миллионы по всему миру.

Алиса по-прежнему сидела на скамейке, я стоял, скрестив руки на груди, а Кир расположился чуть впереди. Он сел на бордюр и вытянул ноги. Велосипед лежал там, где его бросили, наполовину в сухой траве.

Из окон первых этажей лился голубоватый телевизионный свет, оставляя размытые пятна на пыльных стёклах. Наконец в окне второго этажа я заметил их. Силуэты. Мама быстро взмахивала руками. Мистер N., скорее всего, пытался её успокоить. Он хватал её за запястья и притягивал к себе, но мама каждый раз вырывалась и начинала ещё больше махать руками. Она подошла к окну и обвела взглядом двор: в какой-то момент я решил, что сейчас она нас заметит, но прежде чем её взгляд нашёл незадачливых шпионов, затерянных среди зелени кустов, большая рука опустилась ей на плечо и развернула к себе.

– Вот говнюк, – прошептала Алиса. – Гад!

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературная премия «Электронная буква»

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза